Приветствую Вас Странник
Пятница
29.03.2024
09:11

[ Новые сообщения · Детективы · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 2
  • 1
  • 2
  • »
Модератор форума: Александровна, Nancy  
Форум » Все о Нэнси Дрю » Книги о Нэнси Дрю » Призрак в Венеции
Призрак в Венеции
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:27 | Сообщение # 1
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
Призрак в Венеции



Аннотация
Нэнси Дру, дочь адвоката из американского городка Ривер-Хайтса расследует обстоятельства гибели торговца алмазами в Венеции.

Оглавление
ВСТРЕЧА В ВОЗДУХЕ
ВЫСТРЕЛ В ТЕМНОТЕ
ЧЬЯ-ТО ФИГУРА В ПОЛУМРАКЕ
ДВОРЕЦ ФАЛЬКОНЕ
СТЕКЛЯННЫЙ ЗВЕРИНЕЦ
ЧЬЕ-ТО ПРИСУТСТВИЕ
ЕЩЕ О РАКОВИНЕ
ЗЛОВЕЩИЙ ЗНАК
ИСТОРИЯ С ПРИВИДЕНИЕМ
ВСТРЕЧА С ОПАСНОСТЬЮ
ТАЙНЫЙ ОБЫСК
БАЛ-МАСКАРАД
«ТЕМНЫЕ» ДЕЛА
ПЛАН ИГРЫ
ОЖИДАНИЕ
ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ЯИЧНИЦУ, НЕОБХОДИМО РАЗБИТЬ ЯЙЦО


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:27 | Сообщение # 2
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ВСТРЕЧА В ВОЗДУХЕ
Бортовые огни потускнели, когда лайнер поплыл в полуночной мгле над Атлантикой. Нэнси Дру успела уже пару раз задремать после вылета из Нью-Йорка, но каждый раз ненадолго.
«Отчего я так беспокойна сегодня?—думала она.— Потому что завтра предстоит увидеть Венецию и прокатиться в гондоле?»
Нэнси Дру, невзирая на юный возраст прославившаяся как талантливый детектив, была приглашена в Италию, чтобы расследовать одно загадочное преступление, поставившее многих в тупик и связанное с делом, которым занимался ее отец. Работа обещала быть интересной, но Нэнси раскрыла уже достаточное количество различных таинственных происшествий и была путешественницей с немалым опытом для того, чтобы испытывать по этому поводу беспокойство, мешающее ей дремать в самолете.
Нет, ее теперешнее волнение не имело никакого отношения к преступлениям или тайнам, даже если и го, и другое связано с таким прекрасным и загадочным местом, как город Венеция, и Нэнси понимала это. Она не без оснований подозревала, что беспокойство — просто эмоциональный отклик на проблему, которая волновала и тревожила ее с момента, когда самолет вылетел из аэропорта Кеннеди.
«Влюблена я или не влюблена в Нэда Никерсона?!»
Вот в чем был главный вопрос...
Не так давно оба они решили, что охладели друг к другу и могут позволить себе новые «амуры» и что их роман, который начался еще в школе, пришел к концу. С тех пор у Нэнси были одно-два увлечения, сильных, но мимолетных, однако Нэд всегда оставался в ее памяти — надежный, крепкий, как скала, испытанный друг, на которого в любых обстоятельствах можно положиться, куда бы ни подул ветер.
Разговор по телефону с Нэдом, перед тем как ей отправиться в аэропорт, всколыхнул прежние чувства, возникшие еще при первой их встрече. И теперь, несколькими часами позже, она все еще ощущала волнение, сердце никак не хотело успокоиться.
Вообще-то, как ей кажется, они с Нэдом всегда будут на одной волне... должны быть. Но можно ли это состояние, это ощущение назвать любовью?
Она не была уверена.
Со вздохом Нэнси зажгла лампочку у себя над головой, взглянула на часы. Уже без четверти час. В воздухе они больше шести часов, еще два — и приземлятся в Риме.
Нэнси перевела стрелки на шесть часов вперед— итальянское время, взяла с колен детективный роман в бумажной обложке, который читала перед тем, как уснуть во второй раз.
По проходу шла девушка — немного выше и стройнее, чем Нэнси, с прямыми светлыми волосами, большими серо-зелеными глазами. На вид ей было лет девятнадцать-двадцать. Взглянув на Нэнси, пассажирку того же возраста, и увидев, что та не спит, девушка слегка улыбнулась.
Нэнси ответила тем же и была немного удивлена, когда девушка остановилась в проходе.
— Не возражаешь, если я присяду?— спросила блондинка.
— Конечно, нет. Садись, пожалуйста.
Девушка опустилась на свободное место рядом. Нэнси понравилась ее внешность и манера держаться.
— Я ожидала, в самолете будет куда больше народу,— сказала девушка.— А ты?
— Видно, ни один рейс не был отложен,— предположила Нэнси.— И я рада этому. Хорошо, когда можно свободно двигать локтями.
— Ты, наверное, часто путешествуешь?
— Да, пожалуй, довольно часто.
— Ой, как бы я хотела тоже! Сейчас я в первый раз так далеко от дома и сама по себе. Нэнси улыбнулась.
— У тебя каникулы?— спросила она.
— Нет, если бы...
Было что-то печальное и трогательное в голосе, когда она говорила это, и Нэнси пожалела, что задала свой вопрос.
— Извини,— сказала она,— если я что-то не то спросила.
— Не извиняйся. Даже лучше, что я полетела в Италию, чем если бы оставалась в этом Нью-Йорке.
Ее тон звучал немного вызывающе — так показалось Нэнси, и она была несколько заинтригована такой переменой.
— Ты живешь в Нью-Йорке?— спросила она.
— Да,— ответила девушка.— А ты?
— Я из города, о котором ты наверняка никогда не слыхала,— сказала Нэнси и внимательно посмотрела на собеседницу.— Его название Ривер-Хайтс.
На девушке была желтая шелковая кофта и бежевые брюки — и то, и другое купленное, видимо, в дорогом магазине. Но ни шикарного, ни элегантного впечатления она не производила: как если бы еще не свыклась со своей одеждой, не выработала собственного стиля. Единственным подходящим для нее предметом туалета был, пожалуй, ярко-красный индийский шарф, завязанный на горле. Его цвет напоминал языки пламени.
«Готова спорить,— подумала Нэнси,— что владелица этого шарфа что-то скрывает. Или просто не умеет все это высказать. Не научилась еще...»
Размышляя об этом, она вдруг заметила, что девушка внимательно изучает ее.
— Мы с тобой не могли встречаться раньше?— спросила спутница.
Нэнси пожала плечами.
— Возможно.
Та продолжала какое-то время разглядывать рыжеватые, с золотым отливом волосы Нэнси, ее ярко-голубые глаза. Потом с внезапным неловким смешком отвела взгляд.
— Извини, что я так пялюсь. Просто твое лицо показалось мне жутко знакомым. Наверно, поэтому я и уселась рядом с тобой. Казалось, мы вроде знаем друг друга. Меня зовут Тара Иган.
Девушка из Ривер-Хайтса улыбнулась.
— Рада познакомиться с тобой, Тара. Я Нэнси
Дру.
— Что? Нэнси Дру?! Правда?.. Ну конечно! Значит, я узнала тебя. Ты ведь знаменитый детектив, который разгадывает любые тайны?!
Нэнси утвердительно кивнула, хотя слово «знаменитый» несколько смутило ее.
— Насчет «знаменитый» не знаю,— сказала она со смехом.— Но, когда удается в чем-то помочь, бываю очень счастлива. В каких-то случаях мне везло.
— Я видела тебя недавно по телевизору! Дело о колдовстве в Англии. Верно?
Нэнси снова кивнула, думая, как бы переменить тему разговора, но собеседница продолжала:
— А теперь, значит, летишь в Италию! Тоже что-нибудь такое?
— Я должна встретиться там со своим отцом,— сказала Нэнси.— Он поехал по делу. А куда ты направляешься, Тара? В Рим?
— А вот и не в Рим! В Венецию. Нэнси засмеялась.
— Как все-таки мал мир! Я тоже лечу туда.
— Ух ты!— воскликнула Тара.— Давай вместе всюду ездить, ладно, а?
Когда выяснилось, что из Рима в Венецию они летят тоже одним рейсом, Тара совсем пришла в восторг.
— Вот красота, скажи, Нэнси! Я уже не чувствую себя такой тошнотворно одинокой! А ты?
— Я тоже рада, Тара. Всегда приятней путешествовать в компании.
То, что они оказались попутчицами, вдохновило Тару на более подробный рассказ о себе. Она поведала Нэнси, что живет в Манхэттене с матерью и с ее вторым мужем в высотном доме, выходящем на Ист-Ривер.
— Мой отчим — агент по недвижимости,— добавила она, и Нэнси удивилась внезапному оттенку злобы, появившемуся в ее голосе.
— Ты говоришь так, как будто это преступление,— заметила она с улыбкой.— Я знаю нескольких агентов у нас в городе, и они, поверь мне, совсем неплохие люди.
— О моем отчиме ты бы этого не сказала,— возразила Тара.— Он «трущобный лорд». Самый настоящий.
— Хочешь сказать: владеет квартирами и домами, которые сдаются в бедных районах?
— Да, и тратит на них гроши — только чтобы не развалились совсем. А остальное ему не важно. Но мать считает его самым замечательным на свете. Они оба были против моей поездки в Италию, понимаешь? Я просто не знала, что делать. Против того, чтобы я поехала забрать вещи, которые принадлежали моему отцу! Сказали, можно сделать так, чтобы их прислали прямо в Нью-Йорк. Разве это не ужасно? Представляешь, они даже не хотят выяснить, что с ним случилось, как он провел свои последние дни... Я сказала, что все равно поеду, нравится им это или нет. У меня хватит своих денег, которые я скопила. В общем, они поняли в конце концов, что не остановят меня. И махнули рукой.
Тара умолкла, чтобы перевести дыхание. Нэнси, выслушав эту бурную речь, спросила о том, что показалось ей главным:
— Когда же ты в последний раз видела отца?
— Около пяти лет назад. Он как раз вернулся в Нью-Йорк с Ближнего Востока и заявился к нам — прямо как с неба свалился. В полном смысле слова. Мать ни за что не хотела его видеть и была против того, чтобы я с ним встречалась, но я устроила такой детский крик на лужайке, что ей пришлось согласиться. Мы с ним завтракали, а потом пошли обедать, а после на бродвейский спектакль. А на следующий день поехали в Джерси, это наш пригород на берегу океана, и плавали, и валялись на песке под солнцем. Ух, какой был шикарный денек! Я так была довольна!
Тара почти захлебнулась словами, и Нэнси увидела у нее на глазах слезы. Она сжала руку девушки и произнесла:
— Твой отец чаще бывал за границей, чем дома, да?
— Это верно. Ездил по всему миру. Мать говорила, что никакой он не художник, а искатель приключений. Даже авантюристом называла. Никогда он не мог усидеть на одном месте. Из-за этого они и разошлись, я думаю... Он работал в рекламном агентстве по оформлению, когда они поженились. Но вскоре, мне говорили, ушел оттуда и поехал писать картины в Мексику, а после, насколько я знаю, у него уже не было постоянной работы. Иногда ему удавалось продавать картины через галереи, и тогда он опять уезжал, чтобы рисовать где-то. А мама, в конце концов, устала оттого, что у нее не было настоящего дома. Так она все время жаловалась.
— Могу представить,— сказала сочувственно Нэнси.— Ты слышала что-нибудь об отце после того, как родители расстались?
— Да, конечно. Он посылал мне открытки и письма отовсюду. И путевые заметки, которые писал для разных журналов, со своими рисунками.., Ну, может, не всегда, но часто. Правда, последние два года я редко слышала о нем...
За иллюминаторами уже был дневной свет, освещение в салоне самолета выключили. Нэнси раздвинула занавески, зажмурилась от лучей утреннего солнца. Она не жалела, что лишилась возможности поспать перед приземлением, ее уже не клонило в сон, и она с волнением ожидала момента, когда под облаками появятся первые различимые признаки прекрасной страны Италии. Кроме того, ее всегда интересовали люди и их проблемы, а история, кратко рассказанная Тарой, казалась достаточно серьезной и интересной.
— Твой отец какое-то время жил в Италии?— спросила она.— Или просто приезжал туда ненадолго?
— Он задержался в Венеции, насколько я знаю,— ответила Тара.— Писал мне оттуда, что это самый прекрасный город в мире, особенно для художника. Он так хотел, чтобы я приехала и побыла с ним, но у него никогда не хватало денег на билет для меня. А моя мать с отчимом и не подумали предложить мне свою помощь — не хотели, чтобы я виделась с отцом. И вот теперь...
Тара не закончила фразу, в голосе ее было столько горечи, что Нэнси снова участливо сжала руку девушки.
— Твой отец был, наверное, еще достаточно молод,— тихо проговорила она.
— Да, сорок с небольшим. Он на год старше матери. А умер он... С ним произошел несчастный случай... Утонул в канале.
— Боже, как ужасно! Тара, я так сочувствую тебе. Как же это могло случиться?'
— Мы не знаем толком. То есть, хочу сказать, нам не известны подробности. Мы получили телеграмму, в которой было просто сказано, что он утонул. И все... Поэтому я решила во что бы то ни стало поехать...
Стюардесса начала разносить завтрак, разговор между девушками прервался, а после еды Тара засыпала юную сыщицу вопросами о ее работе, связанной с раскрытием таинственных и загадочных дел. Но в своих ответах Нэнси была довольно лаконична.
Вскоре было объявлено через динамик, что самолет пошел на снижение, девушки неотрывно глядели в иллюминатор, и разговор снова прервался.
Но вот лайнер совершил посадку, и через некоторое время пассажиры очутились в таможенном зале римского аэропорта имени Леонардо да Винчи, заполненного многочисленными встречающими и пассажирами.
Проверка багажа происходила очень быстро, и буквально через несколько минут они уже шагали вслед за носильщиком в оранжевой униформе, который нес их чемоданы по бесконечным переходам, мимо бесчисленных магазинчиков и киосков— туда, откуда совершались полеты по местным линиям.
Здесь они ожидали каких-нибудь полчаса и по прошествии этого времени были уже на борту самолета, который должен был доставить их прямо в Венецию. Меньше часа летели они над итальянским «сапогом», и все это время Тара была очень возбуждена. Ее беспокойство росло с каждой минутой, она беспрерывно задавала вопросы, вскрикивала, ерзала на сиденье. Незадолго до приземления она спросила свою золотоволосую попутчицу:
— Скажи, тебя кто-нибудь будет встречать? Вопрос прозвучал робко и с какой-то надеждой. Нэнси энергично покачала головой.
— Нет,— сказала она.— Отец собирался, но в последний момент у них там назначили важное совещание, и он не сумеет.
Тара вздохнула с видимым облегчением.
— Значит, ты сможешь поехать со мной?
— Конечно, если не возражаешь.
— О, я так рада буду! Видишь ли, Нэнси... Мой отец, до того как все это с ним случилось, был здесь не совсем один. У него была женщина... Его друг. Итальянка...— Тара замолкла и кинула на Нэнси встревоженный взгляд.
Та молча кивнула. Тара нервно засмеялась и продолжила:
— Чем ближе к Венеции, тем все страшнее для меня мысль о том, что надо встречать разных людей, знакомиться с ними, говорить об отце, объяснять что-нибудь.
Нэнси видела, что у Тары вот-вот брызнут слезы, она понимала, что та переживает все это так, словно едет на похороны отца.
— Рада буду, если смогу чем-то помочь тебе,— сказала Нэнси вполне искренне.— И постарайся не волноваться так, Тара. Уверена, ты будешь молодцом. Твой отец был бы счастлив, если б мог знать, что ты проделала такой путь ради него.
На этот раз Тара очень крепко сжала руку Нэнси.
Когда самолет стал делать круг, заходя на посадку, то, что открылось внизу перед их глазами, напомнило им географическую карту. Они увидели восточную часть итальянского полуострова, омываемую Адриатическим морем; в береговую линию врезался широкий и неглубокий залив, вернее, лагуна, защищенная от моря узкой песчаной отмелью. Словно цепь, протянулась она через горло залива. За этой цепью, на бирюзовых водах лагуны, называвшейся Лидо, плавал город-остров Венеция.
Самолет приземлился в аэропорту Марко Поло, возле прибрежного города Местре. Отсюда они ехали автобусом над лагуной, по автомобильно-железнодорожному мосту протяженностью в пять миль до места, где начиналась сама Венеция.
Из окна автобуса девушки видели, как на их глазах прекрасный, спокойный город поднимался из воды; «Серениссима»—«Безмятежный»— называли его много веков назад, когда Венеция была независимой республикой и грозой морей.
— Какой изумительный!— то и дело восклицала Тара.— Таким я и видела его на открытках. И на рисунках отца. Только не возьму в толк, зачем они построили его на всех этих островах?
— Насколько мне известно,— отвечала Нэнси,— я читала про это в книжках, у них не было особого выбора. Рим тогда погибал, Италию захватили племена варваров. Единственное место, где люди могли чувствовать себя в какой-то безопасности, были эти небольшие болотистые острова на лагуне. И отдельные поселения постепенно превратились в город Венецию.
— В прекрасный город Венецию!—восторженно подхватила Тара.— Прямо не верится, что такое можно построить руками!..
Они вышли из автобуса возле автомобильной стоянки, рядом с Большим каналом и железнодорожной станцией Сайта Лючия. Здесь все кишело, как пчелиный улей. Из вапорётто — так называются в Венеции небольшие пароходы, выполняющие роль городских автобусов,— выходили пассажиры. Им на смену уже шли другие — желающие совершить поездку по каналу.
Тара сказала, что через бюро путешествий для нее забронировали место в недорогом пансионе, вместо отеля.
— Где-то в районе Сан-Поло, кажется,— добавила она, роясь в сумке в поисках адреса.
— Мы сейчас как раз в этом районе,— сказала Нэнси.— Он самый первый на правом берегу Большого канала. Можно бы пройти пешком вдоль него, если б не наши вещи.
В конце концов девушки наняли гондолу, которая доставила их к узкой набережной перед пятнистым розовым домом, на дверях которого была табличка: «Пансион Дандоло».
Хозяйка пансиона, синьора Дандоло, особа, похожая на многодетную мать, приветствовала вновь прибывшую квартирантку гостеприимной улыбкой и позволила Нэнси оставить вещи в комнате Тары, поскольку девушки решили, не откладывая, отправиться в дом, где жил перед смертью отец Тары, Рольф Иган.
— О да,— ответила хозяйка на их вопрос,— это в пяти минутах ходьбы отсюда. Мой сын Дзорци может показать вам дорогу.
Жизнерадостный мальчик лет десяти с гордостью повел американок по нужному адресу, и вот они уже стоят перед внушительным, но чрезвычайно узким зданием желто-коричневого цвета, возраст которого никак не меньше двух веков.
— Грацие танто, синьорины!— с воодушевлением поблагодарил он девушек, когда те протянули ему монетку.— Если нужно куда пойти, всегда могу проводить вас. Только крикните: Дзорци!
— Хорошо, крикнем,— пообещала Нэнси.
В портике дома Тара нажала на кнопку звонка под маленькой табличкой, где было написано: «Синьора Анджела Спинелли».
А дверь открыл человек, которого они никак не ожидали увидеть. У Нэнси даже перехватило дыхание, когда их глаза встретились, и сердце тревожно екнуло.
И немудрено: молодой венецианец, стоявший в дверях, был невероятно красив, таких она еще не встречала.


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:29 | Сообщение # 3
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ВЫСТРЕЛ В ТЕМНОТЕ
Волосы у юноши были темные и волнистые, глаза — цвета янтаря. Когда он улыбался,— а в данную минуту он именно это делал, глядя на двух симпатичных девушек, замерших перед ним,— становились видны его ровные красивые зубы и две небольшие ямочки на щеках.
— Да... вы...— начал он.
Его голос прозвучал для Нэнси приятней и мелодичней, чем голос самого Лучано Паваротти. Он не был, правда, так высок, как полагается нормальному киногерою,— всего пяти футов и десяти дюймов или около того, но фигура у него была стройная, вполне пропорциональная: широкие плечи, узкие бедра, а руки и грудь, судя по тому, что виднелось из-под рубашки с короткими рукавами и открытым воротом, были гладкими, смуглыми и мускулистыми.
Его улыбка сменилась легким покашливанием, и Нэнси, не без замешательства, осознала вдруг, что они с Тарой чересчур упорно уставились на него. Упорно до неприличия.
— А, конечно!— воскликнул он, обращаясь к Таре.— Вы, должно быть, синьорина Иган?
— Д-да,— ответила та не сразу.— А это моя... моя подруга Нэнси Дру.
Снова Нэнси почувствовала гулкий удар сердца, когда его искрящиеся глаза на мгновение задержались на ее лице и фигуре.
— Очень приятно познакомиться с вами обеими, синьорины. Прошу, заходите в дом.
Он повел их через отделанный изразцами портик к довольно обшарпанной лестнице, и пока шли, говорил, чуть повернув к ним голову, мешая английские слова с итальянскими:
— Простите, что не сразу назвал себя. Немного позабыл о хороших манерах. Я Джованни Спинелли, но можете называть меня просто Джанни.
Он произнес свое уменьшительное имя почти как «Занни», и Нэнси сообразила, что так оно звучит на венецианском диалекте и, значит, имя юного гида, который привел их сюда, на самом деле не Дзорци, а Джордже.
Они поднялись на второй этаж, где не наблюдалось особого порядка, но все имело обжитой, даже веселый вид. Мебель, хотя и старая, и изрядно потрепанная, была тем не менее изящна, занавески и восточного стиля подушки ярких цветов, прекрасные картины на стенах и причудливый лепной орнамент на потолке отличались изысканностью.
В ответ на целый залп итальянской речи, которой выстрелил Джанни, из кухни появилась белокурая привлекательная женщина лет сорока. Когда Джанни указал на Тару, женщина со слезами на глазах бросилась к ней и бурно обняла.
— О mia poverina!— восклицала она.— О моя бедняжка! Подумать только, что мы должны встретиться при таких печальных обстоятельствах! Я Анджела, да, да, Анджела Спинелли, близкий друг твоего отца. Он очень любил тебя и часто говорил о тебе с большой нежностью.
У Тары в глазах были слезы, она была очень тронута и взволнованна. Потом Анджела познакомилась с Нэнси и объяснила обеим девушкам, что Джанни — ее младший брат. После чего предложила им отведать блюдо из макарон, а когда гостьи отказались—они ведь совсем недавно завтракали в самолете,— макароны были заменены растворимым кофе с маленькими миндальными печеньями.
— А теперь,— сказала синьора Спинелли, когда отдана была дань традиционному гостеприимству,— теперь нам пора поговорить о твоем отце, дорогая Тара, хотя этот разговор будет тяжелым. Ты ведь хочешь, конечно, узнать все печальные факты, связанные с его смертью?
Тара молча кивнула и закусила нижнюю губу, чтобы та не дрожала.
— Рассказывать придется не так уж много,— с горечью начала Анджела.— Я сама мало что знаю... Однажды поздно вечером Рольф... твой отец... возвращался домой в нанятой гондоле. Внезапно с набережной, от одной из каменных тумб, мимо которых они проплывали, раздался выстрел... Так сообщил в полиции гондольер, ты понимаешь? Он сказал, что этот звук напугал его, и он стал смотреть, откуда тот раздался, поэтому не сразу увидел, что произошло с твоим отцом. Но затем краем глаза заметил, как его пассажир падает за борт. Тут он в ужасе бросился на помощь, но отец уже был в воде...
— Разве никто не пытался его спасти?—сдавленным голосом произнесла Тара.— Вытащить?
— Конечно, конечно, дорогая. Только в тот момент там никого не было, кроме гондольера. И было темно. Он говорит, что искал везде, очень долго, все надеялся, что Рольф... твой отец... покажется из воды. Но напрасно... Глубина там очень большая, все знают...
Тара не могла сдержать рыданий. Джанни, который во время этой беседы не присел ни на минуту, а ходил туда-сюда по комнате, бросился утешать ее.
— Ну, пожалуйста, синьорина,— говорил он.— Не плачьте так... Мы с Анджелой не можем видеть, как вы рыдаете. Поверьте, мы готовы сделать все, чтобы помочь вам в вашем горе.
Говоря все это, Джанни поглаживал руку Тары, и Нэнси не без некоторого удивления наблюдала, как внезапно изменился молодой человек: из самоуверенного, знающего себе цену, легко улыбающегося красавца превратился в заботливого, даже нежного друга... «Не всякий артист на сцене сумел бы так преобразиться»,— подумала она.
Но об этом, естественно, говорить ничего не стала, а осторожно спросила:
— Можно, синьора, я задам вопрос по поводу мистера Игана? Я хотела бы... Анджела всплеснула руками.
— Ма пагига!теп1;е! Разумеется! Спрашивайте, о чем желаете, дорогая! Вы подруга дочери Рольфа и вместе приехали, чтобы разузнать о нем... Как это благородно!.. Что бы вы хотели еще узнать?
— Следует ли понимать так, что он... Что выстрел оказался смертельным?
Анджела энергично пожала плечами.
— Скорее всего... Но кто может сказать с полной достоверностью, дорогая? Гондольер сообщил, что услыхал выстрел или... или, по крайней мере, что-то похожее на выстрел. Так ведь?.. Но сам он не уверен, что это именно так.
— Если в отца не стреляли,— поспешила вмешаться Тара,— почему же он упал за борт? Анджела помолчала.
— Не сердись на меня, дорогая,— после паузы сказала она,— но не могу скрыть то, что услыхала от гондольера. А он говорил, что его пассажир много пил вина в тот вечер... очень много. В полиции посчитали, что, наверно, он был пьян и потому свалился в воду. Или что если был выстрел, то, возможно, он испугал его, твой отец потерял равновесие и... понимаешь... Я больше не могу говорить об этом.
В голосе синьоры Спинелли послышались сдерживаемые рыдания, она достала платок, вытерла глаза. Несмотря на ее несколько театральную манеру говорить и вести себя, Нэнси почувствовала, что эта женщина действительно любила Рольфа Игана и горюет по нему не меньше Тары.
— А что гондольер увидел, когда обернулся на звук?—задала все же Нэнси следующий вопрос.— Он не говорил, заметил ли кого-нибудь на набережной?
— В этом он тоже не уверен,— ответила Анджела.— Но как будто бы... похоже на то, что кто-то мелькнул в переулке между домами. Может быть, это был тот, кто стрелял, а может, просто прохожий. Все внимание лодочника, говорил он, бьшо поглощено пассажиром, который упал в воду. Помимо того, в том месте, где все случилось, было очень темно. Единственный свет исходил от фонаря самого гондольера.
— И тело мистера Игана так и не было найдено?
— К сожалению, нет. В полиции считают, что течение и отлив унесли его в лагуну, а возможно, в открытое море.
Тара тихо плакала, Джанни участливо похлопывал ее по плечу, Анджела печально смотрела на них. Нэнси видела по ее взгляду, что женщина гордится своим братом и что это стало уже ее привычкой. Анджелу, конечно, можно было понять: красивый, атлетически сложенный юноша наверняка пользовался сокрушительным успехом не только у венецианских девушек, но и у многочисленных туристов женского пола. А разве сама Нэнси может заставить себя не глядеть то и дело в его сторону, чувствуя при этом, как теплая радостная волна заливает сердце?
«Хорошо, что не придется часто видеть этого парня,— подумала она,— не то я с легкостью могла бы стать его жертвой за номером, например, девятьсот сорок семь или чем-то в этом роде!..»
И тем не менее ее чувства к Джанни не целиком состояли из восторга и восхищения. Что-то в его сверкавших янтарным блеском глазах, в кошачьей грации мускулистого тела подсказывало ей, что он может быть таким же бессердечным и жестоким, как нежным и красивым. Хотя, возможно, впечатление это рождалось чрезмерной театральностью жестов и интонаций, присущей вообще многим итальянцам...
Повернувшись снова к его сестре, Нэнси сказала:
— Не могли бы вы, синьора...
— Пожалуйста! Называй меня Анджела,— воскликнула та.
— Скажите, Анджела... А что вы сами думаете о том, что произошло с отцом Тары? Кто-нибудь убил его?
— О мама миа! О Боже! Как вы можете задавать такой вопрос? Откуда мне знать?
— У него были враги?—продолжала допытываться Нэнси.— Знали вы кого-нибудь, кто хотел бы ему зла?
Синьора Спинелли ответила не сразу, она задумалась.
— Нет,— сказала она потом, качая головой.—
Я не знаю таких.
Однако Нэнси обратила внимание на странное выражение, мелькнувшее у той на лице и моментально исчезнувшее, что заставило нашу юную сыщицу предположить: возможно, услышанный ответ не до конца правдив, и синьора Спинелли знает куда больше об обстоятельствах, приведших к трагической смерти Рольфа Игана, чем говорит. Что ж, в конце концов, это ее личное дело: быть может, и это вполне резонно, она не хочет впутывать сюда других людей, не будучи вполне уверенной в их причастности. Зачем?..
Тара тем временем перестала плакать, издав последний горестный всхлип, и проговорила сквозь
слезы:
— Нэнси... Эта девушка... Она здорово умеет разгадывать всякие тайны... Разные преступления... Вы даже не знаете, она очень известна у нас в Америке. Ее по телевизору показывали.
— Неужели по телевизору?— с изумлением спросила Анджела.— Тогда, наверно, в один прекрасный день она откроет нам, что же на самом деле произошло с твоим дорогим отцом. Не правда ли?
Но уверенности в ее голосе не слышалось, в нем звучало чуть насмешливое сомнение. Или так показалось Нэнси?.. В глазах Джанни оно определенно было...
Отбросив эти мысли, она обняла Тару, помогая ей прийти в себя. Та с благодарностью посмотрела на Нэнси и с еще большей благодарностью обратила свой взор снова на красавца Джанни, который ответил ей взглядом и улыбкой, рассчитанными на немедленное завоевание сердца любой хотя бы мало-мальски чувствительной особы женского пола.
— Я... я думаю, мы можем теперь посмотреть на вещи отца,— сказала Тара негромко и с усилием.
— Разумеется,— откликнулась Анджела.—Сейчас самое время. Пойдемте.
Когда они направились к выходу, Джанни перевел взгляд с лица Тары на Нэнси, и та, к своему удивлению и замешательству, увидела в его глазах неприкрытую чувственность, а в легкой улыбке — приглашение, которое не должно быть отвергнуто, ибо подобное просто еще не случалось и не может случиться никогда...
Нервная дрожь пробежала по телу Нэнси. Как он смеет так смотреть на нее — сейчас, в такой момент, тем более что минуту назад он выказывал сочувствие, даже нежность по отношению к Таре и они выглядели такими естественными и искренними?! Теперь же его взгляд, устремленный на нее, выражал предупреждение о том, что любая девушка, на которую падет его выбор, неминуемо окажется в его власти, будет всецело принадлежать только ему.
«Нет, такому человеку доверять опасно»,— решила она, продолжая ощущать холодок в спине. А впрочем, кто знает — может, она все придумывает: от усталости, после бессонной ночи?..
Анджела повела девушек в комнату, которую занимал отец Тары, показала принадлежавшие ему вещи. Их было на удивление мало: совсем немного одежды; в ящике комода — личные бумаги, конверт с фотографиями за несколько лет, принадлежности для рисования и сами картины и эскизы.
Нэнси, неплохо разбиравшаяся в живописи, сочла его работы достаточно колоритными, красочными и красивыми. Они как бы выражали его вольнолюбивый, склонный к приключениям дух, а также свидетельствовали, так полагала Нэнси, о незаурядном таланте. Однако она не считала, что подобная живопись способна принести коммерческий успех ее создателю, что и подтверждалось всем его образом жизни.
Девушки продолжали еще разглядывать картины, когда Анджела, всплеснув руками, воскликнула:
— Ах, да! Только что вспомнила...
— Вспомнили? Что?
— Твой отец очень хотел, чтобы оно было у вас. Собирался послать по почте, и только этот ужасный случай помешал ему... Aspetta uno momento! Подождите минутку, я сейчас принесу!
Анджела выбежала из комнаты, Нэнси и Тара посмотрели друг на друга: обеих заинтриговала возбужденная речь хозяйки дома. Что мог такого особенного передать ее отец своей единственной дочери?
Девушки с волнением и любопытством ожидали возвращения Анджелы. Что она принесет им?..


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:29 | Сообщение # 4
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ЧЬЯ-ТО ФИГУРА В ПОЛУМРАКЕ
К их удивлению, в руках у Анджелы, когда та вернулась в комнату, был яркий кусок материи. При ближайшем рассмотрении он оказался кухонным фартуком очень приятной расцветки: удачное сочетание голубых, желтых и зеленых тонов.
Рисунок в центре фартука изображал повара в белом колпаке, разбивающего яйцо над сковородкой. Над рисунком стояли слова, написанные по-итальянски: «Рег fare una frittata, si deve spaccare un uovo!»
Анджела Спинелли смотрела на Тару с сочувственной улыбкой.
Ты, наверно, удивляешься, почему отец так хотел подарить тебе именно эту вещь? Ответ совсем простой. Не так давно одна миланская фирма по изготовлению посуды предложила ему разработать дизайн для продажи своих новых изделий в американских универсальных магазинах Рольф предложил, чтобы комплект посуды, помимо тарелок, мисок и кружек, обязательно включал домашний фартук. Он сделал эскиз, и заказчик был в восторге... А почему Рольф так хотел послать эту вещь тебе, можешь меня не спрашивать, — добавила она с грустью в голосе.
— Я знаю почему, — сказала Тара, и Нэнси увидела, что на ресницах у нее опять слезы. Папа так любил сам готовить!
— Ах, дорогая! Как ты правильно сказала! Здесь, в Италии, большинство мужчин ни за что не встанут к плите! Им, видите ли, стыдно' Но Рольф любил готовить. Именно любил! Как он делал феттучини! Это такое блюдо из макарон... И эти ваши американские... как они?., гамбургеры, да?
Тара кивнула, вытерла глаза и, перехватив у Анджелы инициативу, продолжила:
— До сих пор помню... Когда была маленькой, еще до того как родители развелись, у нас часто бывали обеды во дворе... вернее, в саду, на даче, которую мы снимали на лето. Отец всегда надевал передник и большой поварской колпак, если начинал готовить, и он так умел шутить... я просто умирала со смеху... И все для того, чтобы повеселить меня и маму!
Ее голос прервался, она вынула носовой платок, стала опять тереть глаза.
Нэнси продолжала рассматривать фартук. Она выучила несколько итальянских слов во время первой своей поездки в Италию, но их было явно недостаточно, чтобы понять надпись на куске материи. Поэтому она обратилась к Анджеле, и та ответила с улыбкой:
— «Чтобы сделать яичницу, нужно обязательно разбить яйцо...» Вот что это означает. В общем, что-то вроде того, что без труда ничего не добьешься, верно?
Лицо Тары выразило полное согласие. Она глубоко вздохнула, сложила фартук. '
— Я могу его взять?
— Конечно, дорогая. Я же говорила, Рольф предназначил его для тебя.
— За другими вещами я приду потом, ладно?
— Но> сага, дорогая, зачем тебе уходить отсюда? — Анджела вскинула руки в протестующем жесте. — Ты можешь жить здесь, у меня, пока будешь в Венеции. Джанни приходит сюда, чтобы составить мне компанию время от времени. Особенно теперь, когда не стало Рольфа. Иногда он остается тут, но у него есть своя квартира, да и в любом случае места у меня хватит. Ты для меня совсем как дочь, понимаешь это, бедняжка?!
Тара колебалась, не зная, что ответить, ее взгляд переходил с Анджелы на Джанни и обратно, губы растянулись в смущенной улыбке.
Джанни, глядя на нее настойчивым взором, присоединился к предложению сестры.
— Конечно! Анджела права! Ты вполне можешь остаться здесь. Разве мы сейчас не одна семья? Соглашайся, Тара! Тут нечего раздумывать.
Нэнси прекрасно видела, что Тара пребывает в нерешительности, и понимала причину: ведь если та согласится, то сможет часто видеть красавца Джанни, а если нет, то кто знает...
Ее безрадостная жизнь дома, потеря отца — все это вызывает в ней потребность в повышенном внимании, ласке, любви... Снова, без всякой видимой причины, Нэнси почувствовала, как ее окатила волна недоверия к этим людям. Слов нет, что стоит этому смазливому юноше выйти победителем в схватке с простой несчастной девушкой?!. И что потом?
Но главное — таинственные события, окружающие смерть ее отца. Что-то во всем этом есть непонятное, а потому подозрительное...
Прежде чем Тара ответила, Нэнси успела сказать:
— Мисс Иган уже поселилась в пансионе.
— Ну, какая это проблема,— сказала Анджела.— Уверена, ее отпустят и ничего не возьмут за предварительный заказ, когда узнают, что у девушки такое несчастье и она хочет остановиться у родственников.
— Но ведь заказ был сделан из Нью-Йорка,— пояснила Нэнси.— Это может осложнить дело... Мы посмотрим, что скажет хозяйка, и когда Тара вернется к вам за остальными вещами, тогда все и решите. Хорошо?.. Все равно там ее чемодан.
Анджела не сводила глаз с Тары, которая, было видно, все еще колебалась, однако слова Нэнси придали ей решимости. Это и поняла говорившая.
— Что ж,— сказала она,— как хочешь, дорогая. Но помни, ты всегда желанный гость в этом доме. В любое время...
Нэнси поспешила к дверям.
— Ты идешь, Тара?
— Что?.. Да-да... Конечно. Она была как в трансе.
— Я пойду с вами!— вдруг воскликнул Джанни.— И если Тара примет предложение сестры, помогу с багажом.
Не поощрить такой великодушный порыв было невозможно. Когда они вышли на улицу, острые глаза Нэнси заметили в полумраке узкого бокового переулка какую-то фигуру, чем-то знакомую. Она не могла различить черты лица, но вспомнила, что, когда они подходили сюда, тот же человек стоял, похоже, на том же месте. Но мало ли кто и где может стоять? Венеция — не маленький город.
Всю дорогу к пансиону Дандоло Джанни развлекал девушек болтовней о том о сем, и даже Тара часто улыбалась. Когда прибыли на место, Нэнси сказала ему тоже с улыбкой:
— Спасибо за то, что проводили. И передайте, пожалуйста, вашей сестре, что было очень приятно познакомиться с ней. Хорошие люди видны сразу.
Он ответил:
— Благодарю. Но хотелось бы подождать, пока Тара решит, как поступить дальше.
— Не надо, спасибо,— сказала Нэнси решительно.— У нас с ней есть кое-какие дела, так что мы будем заняты. Если она надумает воспользоваться вашим любезным приглашением, то позвонит вашей сестре по телефону. Ведь так, Тара?
— Да... Что?.. Да, пожалуй, так будет лучше.
— Va bene. Хорошо. Я дам вам ее номер.— Джанни записал его на листке из блокнота и протянул Таре, затем придержал дверь, пока девушки входили в дом.— Чао, синьорины!
Прежде чем дверь закрылась за ними, Нэнси увидела снова блестевшие странным блеском янтарные глаза, любезную, казавшуюся чуть насмешливой улыбку, словно говорившую: я читаю все ваши мысли, как книжку, Нэнси Дру! Не думайте, что сумеете оградить от меня Тару или саму себя... Все будет так, как этого захочу я... я!..
Наверху, в удобной, несколько старомодной комнате, которую синьора Дандоло отвела для новой жилицы, Тара воскликнула:
— О Господи, Нэнси! Какой он красивый, этот Джанни! Правда? В жизни таких не видела!
Да, он очень красив, признала Нэнси. Но почему-то я не слишком ему доверяю.
— Из-за этого помешала мне принять приглашение Анджелы? Думала, он будет чересчур увиваться за мной? Приставать?
— Ну, отчасти да... Нэнси замолчала. Она хотела собраться с мыслями, понять сама, чего опасается. И, кроме того, выразить это как можно мягче и тактичней.— Тара, - продолжила она, тебе ни разу не приходило в голову: кто и почему мог бы желать зла твоему отцу?
— Нет!.. Ты уже спрашивала... Зачем? Кому это нужно? Стрелять в него! Какое-то сумасшествие! Уверена, отец никогда не причинил никому вреда. Во всяком случае, намеренно... Кто может захотеть убивать его?.. Лишать жизни... Ужасно...
— Ты задаешь вопрос, Тара, и если бы мы узнали, что именно произошло, то смогли бы на него правильно ответить. Но мы не знаем этого, и ответа у нас нет. Это беспокоит меня, Тара...— То, что сказала Нэнси дальше, было произнесено нарочито спокойным, даже легким тоном:— И если предположить, что какому-то психу захотелось выстрелить в твоего отца из чувства мести или еще отчего-то, то откуда мы знаем, что ему не взбредет в голову сделать то же в отношении меня... или тебя?
Тара в недоумении уставилась на юную сыщицу.
— Ты... ты серьезно? Нэнси пожала плечами.
— Все возможно. Но это только предположение. Гипотеза.
После этих слов она уже не могла не рассказать своей новой подруге о фигуре в полутемном переулке, которую смутно видела при входе и выходе из дома Анджелы Спинелли на другом берегу узкого бокового канала.
Тара содрогнулась.
— Ой, мне страшно!
— Не надо преувеличивать. Но лучше оставайся здесь, по крайней мере, на эту ночь. Завтра мы решим, что делать дальше... Возможно, какие-то неприятности связаны с Анджелой, и тогда, находясь в этом пансионе, ты не будешь подвергаться никакой опасности. Согласна?
— Хорошо, я остаюсь здесь, если ты так советуешь. А как насчет тебя, Нэнси?
— Мне нужно отправиться в дом, который называется Палаццо Фальконе. Там меня ожидает отец. Дом принадлежит одному богатому венецианцу, у него стекольный завод на острове Мурано. Мой отец юрист и приехал сюда по поручению своего клиента, который собирается купить завод. Но к этому простому делу приметалось другое — взяли заложника. Вот почему отец послал за мной. Он надеется, что я как-то помогу раскрыть мотивы преступления.
— Ой! Ничего себе дела! Нэнси криво улыбнулась.
— Да, знаю, звучит серьезно. Для меня тоже... Но я все же попробую. Вдруг получится.
— Я верю в тебя!
— Ну, ну, не надо уж так...— Нэнси опять слегка улыбнулась.— Я вспомнила, о чем еще хотела тебя спросить.
— Давай.
— Может, тебе покажется вопрос глупым, но скажи... Когда Анджела перевела нам с итальянского то, что было написано на фартуке... помнишь?.. Отчего у тебя вдруг появилось такое удивление на лице? На одно мгновение, но появилось. Я заметила. Почему?
Тара пожала плечами.
— Господи, даже не знаю толком. Может быть... А... Наверно, потому, что я вспомнила: отец терпеть не мог омлетов. Никогда их не делал сам. Даже говорил — в шутку, конечно,— что омлеты готовят только те люди, которым в жизни не приготовить нормальную яичницу Нэнси засмеялась.
— Точь-в-точь как мой отец. Он и еще Джеймс Бонд с ума сходят по обыкновенной яичнице-болтунье с беконом. Другую он ни за что не станет есть.
— А почему ты спросила? Такую ерунду? Тара смотрела на нее с крайним удивлением. Пришел черед Нэнси энергично пожать плечами.
— Спроси что-нибудь полегче... Когда я сталкиваюсь с какой-нибудь загадкой, то всегда ищу, даже не вполне осознанно, какие-то пустяковые приметы... Ключики, отмычки, путеводные нити... Никогда не знаешь, что найдешь и чем это может обернуться.— Она поднялась со стула.— Мне пора идти, Тара. Позвоню тебе завтра. А скорее всего, еще сегодня. Отдыхай и не выходи никуда.
— Мне пока и не хочется.
Тара проводила Нэнси вниз, в прихожую, и там горячо обняла и поцеловала. Нэнси попросила у хозяйки разрешения позвонить и вызвать гондолу или мотоскафо — моторную лодку-такси, но синьора Дандоло посоветовала пройти пешком до угла, иначе говоря, до Большого канала и нанять гондолу там — это будет быстрее и дешевле.
У Нэнси было не много вещей — спортивная сумка и легкий чемодан, поэтому она отказалась от услуг Тары, которые та ей предлагала, и отправилась одна к Большому каналу.
Не прошла она и нескольких шагов от дома, как почувствовала руку у себя на плече.
— Scusi. Простите, синьорина Дру! Могу я сказать вам несколько слов?..


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:29 | Сообщение # 5
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ДВОРЕЦ ФАЛЬКОНЕ
Нэнси побледнела, но тут же зарделась от шеи до лба. Даже не оборачиваясь, она поняла, кто с ней заговорил. Это был голос Джанни Спинелли.
Как хорош — просто неотразим!—он был, когда шел рядом с ней по набережной. Да, это парень так парень — всем другим сто очков вперед даст! Тут уж ничего не скажешь! И лицо, и фигура — все высший класс.
Опять его улыбка, казалось, пронзила ей сердце. Она старалась не смотреть на удивительные ямочки у него на щеках.
— Что вам нужно?—Она сама не узнала свой голос.— Зачем вы идете со мной?
— Проводить и поговорить. Зачем еще?— С этими словами он сделал попытку взять из ее рук сумку и чемодан.— Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, синьорина. Prego!
Было глупо отказаться или начать сопротивляться, да еще здесь, на улице. Она все-таки оставила у себя сумку, которая висела через плечо, но вручила ему чемодан, хотя и понимала: это дает ему лишний повод сопровождать ее чуть ли не до конца поездки.
— Вы что же, ждали меня все время, пока я находилась в пансионе?— спросила она с раздражением, которого не могла скрыть, что было неприятно ей самой. Какое право она имеет упрекать, быть недовольной его любезностью?!
— Как видите,— сказал он.
— Для чего?
— Сага! Дорогая! Неужели нужно спрашивать такие вещи?—С коротким сухим смешком он посмотрел ей прямо в глаза, посмотрел так, словно в ЭТУ минуту никого на свете, кроме них двоих, не существовало.— Я ожидал вас, потому что вы очень красивая девушка, таких я еще не знал, и я хочу быть с вами столько, сколько возможно, сколько смогу и пожелаю! Е соз1... Итак, мой ответ удовлетворил вас, мисс Нэнси Дру?
Она попыталась сказать себе, что не надо обращать никакого внимания ни на его слова, ни на взгляды, которые говорили то же самое, если не больше. Но выполнить это было трудно.
— Скольким девушкам вы говорили то же самое?
Она произнесла это опять слишком резко, потому что разозлилась на себя за то, что невольно поддается обаянию его внешности, что задает вопросы, какие не следовало бы задавать.
— Многим,— ответил он на ее вопрос. И с усмешкой добавил:— Но сейчас впервые говорю вполне искренне.
По вашему поведению в доме у сестры можно было подумать, что вы безумно влюбились в Тару с первого взгляда.
Нэнси постаралась, чтобы ее слова звучали как можно более едко.
Джанни хмыкнул.
— Не беспокойся, дорогая. Тебе не следует изнывать от ревности.
Он с легкостью переходил в разговоре с «вы» на «ты» и обратно.
— Ревности?!— Нэнси задохнулась от возмущения. Кто вам дает право считать, что я стану ревновать вас ко всем, к кому вы сочтете нужным проявить внимание?
Но ведь вы сами начали разговор, дорогая Нэнси. В любом случае могу вас заверить: нет никакого основания так думать. Все, что я говорил и как поступал в отношении милой крошки Тары, не значит ровно ничего. Она сейчас, как бездомный щенок, благодарна любому, кто окажет ей внимание, пожалеет. Бедняжка, наверное, даже еще не начала осознавать себя женщиной и готова отдать свое сердце первому более или менее симпатичному субъекту, который проявит к ней интерес. Или сделает вид... Неужели вы можете подумать, что я, Джанни Спинелли, обращу серьезное внимание на подобную девицу?
Он говорил с таким самодовольством, так явно красуясь, что Нэнси почувствовала к нему нечто вроде благодарности: своей откровенностью он подействовал на нее как холодный отрезвляющий душ, все ее романтические фантазии окончательно улетучились. На их месте снова появилось чувство недоверия, которое она испытала недавно в доме его сестры.
Она вспомнила нежные взгляды, которые он бросал на Тару, как гладил ее плечо, руку, а теперь... С каким пренебрежением, даже презрением он говорит о ней теперь. И это несмотря на страшное несчастье, постигшее бедную девушку! Нет, с этим типом все ясно: расчетливый, лукавый повеса, прожигатель жизни, не способный любить по-настоящему, но в любую минуту готовый использовать новое знакомство в корыстных интересах, извлечь из него все, что можно, для удовлетворения своего тщеславия, своей самовлюбленности.
Он заговорил снова, и Нэнси понадобилось сделать над собой некоторое усилие, чтобы сохранить прежнее о нем мнение и не растаять от комплиментов.
Его слова были такими:
— Но с тобой... с тобой все по-другому, дорогая. Ты настоящая женщина, восхитительная и волнующая... («Откуда он набрался таких слов?— подумала Нэнси.— Небось смотрит все эти «мыльные» сериалы по телевизору?») ...Да, женщина,— продолжал он,— которая знает себе цену и не поддастся на дешевую лесть и целование ручек... («А что ты сам сейчас делаешь, красавчик?!»)
...И тот, кто завоюет твое сердце, сможет по-настоящему гордиться этим перед остальными мужчинами... («Конец первой части,— сказала про себя Нэнси.— Сейчас пойдет реклама...»)
Она чуть было громко не рассмеялась ему в лицо, но именно это лицо, с его правильными чертами, с горящими глазами, было так привлекательно, что хотелось не сводить с него взгляда— и верить, верить всем нелепым, напыщенным словам, которые он произносил!.. Понимать идиотизм этого, но все равно верить!..
Они уже дошли до Большого канала. Нэнси была рада, что тут же появилась гондола, которая пристала к набережной, повинуясь ее жесту.
К ее досаде Джанни взошел на борт вместе с ней.
— Куда вы собрались ехать?— спросила она не слишком вежливо.
— С вами, синьорина Дру, если позволите.— Он поклонился с галантной насмешливостью. (Опять она стала «синьориной Дру», а не просто «Нэнси» и не «дорогая».) Я только хочу убедиться, что вы благополучно прибыли туда, куда направляетесь. А по пути, надеюсь, позволите мне быть вашим гидом.
Нэнси не видела возможности высадить его из гондолы: не устраивать же сцену у всех на виду. Она пожала плечами и повернулась к гондольеру, чтобы сказать, куда ехать.
Они выехали на середину канала, где было достаточно оживленное движение. Нэнси откинулась на спинку пассажирского сиденья, ей захотелось отвлечься от всего и только смотреть, смотреть вокруг — на этот дивный город, вслушиваться в его звуки, вдыхать его запахи. Ведь город этот был Венеция.
Да, у него свой, особый аромат: сырой, проникающий повсюду запах воды из каналов и солоноватого воздуха с дальних болот, смешанный с запахами сточных вод. Эта смесь, однако, не была неприятной. И, как все туристы, Нэнси вскоре забыла и думать о всяких запахах, очарованная открывавшимися перед нею видами.
Гондола, похожая на черного лебедя, грациозно скользила по воде, подчиняясь веслу гондольера, одетого в полосатую вязаную куртку, матросские брюки и в соломенной шляпе с черной лентой вокруг тульи. По обоим берегам канала возникали и сменяли друг друга удивительные по своей красоте здания: соборы, дворцы, общественные учреждения, жилые дома.
Под яркими лучами солнца, струящимися с безоблачного неба, кирпичные и мраморные фасады домов блекло светились всеми красками и оттенками радуги — малиновыми, бледно-лимонными, красновато-коричневыми, охряными, розовыми, цвета слоновой кости или старинного золота.
Больше всего нравились Нэнси дворцы — с колоннами на фронтонах, изящными балкончиками и окнами, украшенными стрельчатыми арками в мавританском стиле. Многие здания выцвели от времени и непогоды, были в заплатах или крошились, и это только прибавляло им очарования. Они становились похожими на свое собственное отражение в каналах.
Заключительными штрихами, точками в этой прекрасной картине казались Нэнси многочисленные полосатые причальные тумбы, торчащие по берегам.
Время от времени вода канала вспенивалась моторными лодками, снующими между гондолами, баржами и редкими пароходиками. Шум моторов вносил диссонанс в атмосферу сказки, которой дышал город, переносил вас из мира волшебного в мир реальный... В узких полутемных боковых каналах виднелись небольшие легкие и изящные горбатые мосты.
— Боюсь, Венеция слишком шумный город, — произнес Джанни.
— Может быть, — задумчиво откликнулась Нэнси, вся погруженная в созерцание того, что открывалось перед ней. — Но здесь даже шум приятен.
Не в пример сумасшедшему уличному движению Нью-Йорка и его немыслимому грохоту звуки, разносящиеся над Большим каналом, и впрямь казались ей более нормальными, очеловеченными— в них действительно преобладали людские голоса: мужчин, женщин и детей, снующих по набережным, а также голоса гондольеров, предупреждающих своих сотоварищей о возможном столкновении.
С момента, как они взошли на борт, Джанни говорил, почти не умолкая, и большая часть слов была направлена на привлечение внимания Нэнси к его собственной особе. Ей с трудом удавалось не обращать на него слишком много внимания, и она испытала истинное облегчение, когда гондольер, ловко избежав столкновения с другой лодкой, причалил наконец к нужному месту на левом берегу канала.
Вот он, дворец Фальконе! Нэнси сразу поняла, что это он, увидев над фасадом горгулью — выступающую каменную водосточную трубу в виде огромного свирепого сокола. Вероятно, это была семейная эмблема рода Фальконе, владельцев дома. (Фальконе ведь и означает название этой птицы.)
Каменные ступени вели прямо из воды к фронтальной арке — входу во дворец. Нэнси повесила через плечо сумку, подхватила чемодан. прежде чем его взял Джанни, и проворно выскочила из лодки на влажные ступени. Затем повернулась, чтобы расплатиться с гондольером.
— Спасибо, Джанни, что проехали со мной так далеко, — сдержанно сказала она, — сейчас я должна проститься с вами. Надеюсь, вы понимаете, что не могу пригласить вас с собой. Я здесь только гость.
Не дослушав его довольно унылого ответа, она что есть духу побежала по лестнице к арке. Гондольер, ухмыляясь невезению Джанни, уже отплывал от причала.
Взойдя в украшенный колоннами портик, Нэнси позвонила в дверь. Через минуту перед ней возник бледный, как мертвец, дворецкий. Одежда на нем лоснилась от долгого употребления, белые перчатки были грязноватыми. Костлявое, лошадиное лицо не выражало абсолютно ничего, а повязка на одном глазу придавала лихой разбойничий вид.
— Я Нэнси Дру, — сказала девушка, несколько ошарашенная появлением этого человека. — Меня... я... меня тут ждут.
Дворецкий молча поклонился и отступил в сторону, давая Нэнси войти. Когда она освободилась от своего багажа, он провел ее через мраморный вестибюль и длинный сумрачный зал в богато украшенную гостиную.
К облегчению Нэнси, там находился ее отец, Карсон Дру, который при виде дочери поднялся со стула и направился к ней, протянув руки, со словами:
— Наконец-то, дорогая. Мы уже заждались и начали беспокоиться.
Отец и дочь обнялись и обменялись поцелуями, словно давно не виделись, после чего он представил Нэнси человеку, с которым вел беседу перед ее приходом.
— Маркиз, — сказал он, — это моя дочь Нэнси... Дорогая, а это наш хозяин, маркиз дель Фальконе, или, если по-итальянски, маркезе дель Фальконе.
Чтобы лучше запомнить титул и фамилию владельца дворца, Нэнси сказала себе, что они похожи на сочетание слов «нарциссы на балконе», и до конца дня так мысленно и называла маркиза, остерегаясь произнести эту белиберду вслух.
Маркиз Франческо дель Фальконе был учтивым джентльменом лет пятидесяти, с черными, тронутыми сединой волнистыми волосами и нафабренными усами. Он выглядел типичным аристократом в своем отлично сшитом шелковом костюме, небесно-голубом галстуке с широкими, как шарф, концами и красной гвоздикой в петлице.
— Очарован встречей с вами, дорогая,— сказал он, пожимая пальцы Нэнси.— Ваш досточтимый родитель рассказывал мне о вас, но еще до этого я слышал ваше имя во время одной из поездок в Америку. Я искренне надеюсь, что ваше участие поможет быстрее решить это ужасное дело с похищением, о котором вам, несомненно, уже говорили.
— Постараюсь сделать, что смогу,— ответила Нэнси,— хотя уверена, итальянская полиция уже исследовала все, что связано с преступлением.
— Да, карабинеры поднаторели в подобного рода делах, но, к сожалению, похищения с требованием выкупа не стали реже у нас в Италии в последние годы. Впрочем, возможно, вы, с вашей молодостью и талантом, сможете предложить какие-то новые методы для раскрытия этих преступлений.
Когда все уселись, Нэнси попросила:
— Расскажите, пожалуйста, о человеке, которого похитили.
— Его имя Пьетро Ринальди. Это мастер-стеклодув, один из наиболее ценных и опытных работников моей фабрики стекла на острове Мурано.
— Простите мое неведение, маркиз,— Нэнси постаралась попасть ему в тон и выражаться как можно изысканней,— но в чем заключается ценность этого синьора?
— О, он знает все секреты ремесла. Секреты, благодаря которым венецианское стекло считается лучшим в мире. У каждой фабрики на острове Мурано есть свой эксперт, свой лучший мастер, чье искусство перешло к нему от отца, который, в свою очередь, научился от деда. В общем, существуют целые поколения подобных искусных мастеров. Пьетро Ринальди не исключение: он тоже узнал секреты мастерства от своего отца и потому стал главным стеклодувом. Наша семья уже более двухсот лет владеет фабрикой стекла на острове, и все эти годы семья Пьетро работает у нас.
— Пьетро Ринальди,— добавил отец Нэнси,— одна из главных опор всего производства.
— И без него,— уточнила Нэнси,— оно станет хромать на одну ногу... Во всяком случае, до тех пор, пока не найдется человек, сумеющий заменить синьора Ринальди? Так?
— Совершенно верно,— подтвердил Карсон Дру.— Тем более что, насколько могу судить, замены для Ринальди не найти никогда. Я прав, Франческо?
— Совершенно справедливо, синьор. У каждой венецианской фабрики стекла существуют собственные секреты производства, а если говорить о фабриках Фальконе, то эти секреты сосредоточены главным образом в голове Пьетро Ринальди... Бедный малый...
— У него есть сыновья, продолжатели дела?
— Еще нет. Пьетро довольно молод. Немного за тридцать... Мальчишкой он ушел в море, плавал по всему свету. Даже провел некоторое время в вашей стране, жил у родственников где-то в Нью-Джерси. Сначала он хотел получить американское гражданство, поступил на службу в американский флот, но, когда заболел его отец, Пьетро изменил свои намерения, вернулся домой и всерьез начал изучать все тайны стекольного дела, которые раскрывал ему отец.
— Как же случилось, что его похитили?
— Это произошло три дня назад, в прошлую пятницу. Полиция считает, что увели его ночью, под угрозой оружия. Других сведений, увы, нет. Утром в субботу мне позвонил один из этой банды и сказал, что Пьетро у них в руках и они требуют за его освобождение выкуп в размере ста тысяч американских долларов.
— Вы намерены заплатить?
— Да, но это так трудно!— маркиз дель Фальконе вздохнул и воздел руки к небу.— Похитители дали мне срок в десять дней, однако я сомневаюсь, что за такое время смогу достать требуемую сумму. Последние несколько лет дела на фабрике шли не лучшим образом, и доходы нашей семьи значительно уменьшились. Потому я и решил продать мое дело клиенту вашего отца, мисс Дру. Еще до похищения Пьетро.
Нэнси уже знала, что отец представляет сейчас интересы торговой компании, которая носит название «Кристалия Гласе», и от их имени ему предстоит совершить сделку. Но дело теперь усложняется, так как похищение лучшего специалиста не может не отразиться на будущей работе фабрики.
Карсон Дру счел необходимым пояснить дочери, что синьор Фальконе обратился в «Кристалия Гласе» с просьбой ссудить ему эти сто тысяч долларов для выкупа до того, как совершится сама продажа.
— Я передал ходатайство моему клиенту, — добавил отец Нэнси, — и мы сейчас ждем ответа.
Нэнси призадумалась и потом спросила:
— А что же все-таки полиция? Я хочу сказать: каково их отношение к вашему решению о выкупе?
— Официально они против того, чтобы я платил,— ответил маркиз.— Но в частной беседе признают, что это, видимо, единственный способ спасти жизнь Пьетро, поскольку у них самих нет ровно никакого ключа к разгадке, никакой информации, и они не могут выследить преступников.
— Можно мне будет побывать на вашей фабрике, поговорить с некоторыми служащими?
— Боже мой, конечно! Там есть один молодой американец, он охотно возьмет на себя роль переводчика.
— Я могу отвезти тебя на Мурано сегодня же,— сказал Карсон Дру дочери, посмотрев на часы.— У сеньора Фальконе сейчас встреча с его банкирами. Они обсудят, как быть на тот случай, если «Кристалия Гласе» откажется помочь деньгами... Вам пора уже отправляться, Франческо.
— Вы правы,— ответил маркиз, поднимаясь со стула.— Я ухожу. Прошу извинить меня... Мой дворецкий, его зовут Доменико, принесет вам чего-нибудь освежающего перед вашим уходом. Прощайте.
С улыбкой он вышел из гостиной. «Так и должен себя вести настоящий аристократ,— подумала Нэнси.— Аристократ в душе. Не показывать вида, что ему плохо, что он в беде, но быть неизменно вежливым и улыбаться... улыбаться...»
— Как прошел твой полет, дорогая?—спросил мистер Дру.
— Прекрасно, папа. Я даже обрела новую подругу.
И Нэнси рассказала отцу о Таре Иган и о печальных обстоятельствах, которые привели ее в этот город. Правда, ни слова не сказала о Джанни Спинелли, но зачем это отцу?
Пока они беседовали, пиратского вида дворецкий принес им кофе, фрукты и сыр.
— Где же остановилась твоя Тара?—спросил отец.
Нэнси ответила на вопрос и в свою очередь поинтересовалась, можно ли будет позвать Тару во дворец маркиза на чашку чая — ей так тоскливо сейчас одной, со своими мыслями.
— Конечно,— сказал отец.— Уверен, маркиз не станет возражать. Он один из самых радушных и гостеприимных хозяев, которых я когда-либо встречал.
После кофе мистер Дру предложил с полчасика отдохнуть перед поездкой на стекольную фабрику, и дворецкий проводил Нэнси в гостевую комнату.
Когда она, отдохнув и приняв ванну, открыла свой чемодан, чтобы достать одежду, то чуть не вскрикнула от удивления: там лежал странный предмет, которого не было и не должно было быть в ее чемодане. Этим предметом была ярко* белая витая раковина!
«Как она могла попасть туда?!»— Нэнси выдохнула эти слова почти вслух.
Но никто ей не ответил.


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:30 | Сообщение # 6
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
СТЕКЛЯННЫЙ ЗВЕРИНЕЦ
Нэнси взяла раковину, поднесла ближе к глазам. Она была обеспокоена и заинтригована. Совершенно твердо она помнила: в чемодане у нее не было никакой раковины, когда она открывала его в Риме, проходя таможенный досмотр.
И уж, конечно, она не укладывала ее в свой багаж ни у себя в Ривер-Хайтсе, ни перед вылетом из Нью-Йорка. Но если так — откуда она там взялась?
Самое длительное время, на какое ее вещи оставались без наблюдения, бьшо, когда они с Тарой уходили из пансиона Дандоло, чтобы отыскать Анджелу Спинелли. Неужели кто-то воспользовался их отсутствием и подложил в чемодан раковину?.. Зачем?
Кому понадобилась такая игра? Имеет ли она какое-либо отношение к загадке смерти и исчезновения Рольфа Игана? И если да, то какое?!
Нэнси мало что знала о морских раковинах, хотя некоторые их виды умела распознать. Эта раковина, насколько она могла судить, относилась к так называемым «крыльям ангела», и встречались эти «крылья» на берегах Атлантики, у них в Америке.
Значит, такие же раковины можно найти и на берегу Адриатического моря?..
Минуту! Она о чем-то вспомнила!.. Совсем простое объяснение пришло ей в голову.
Они вместе с Тарой проходили таможню после прибытия в Рим. Их багаж лежал на длинном столе, рядом. Проверка была быстрой и корректной, таможенник попросил открыть оба чемодана. Возможно, раковина принадлежит Таре, а к Нэнси попала случайно, в спешке...
Но времени размышлять над этим сейчас не было. Спрошу у Тары, когда завтра увидимся, решила она и постаралась выкинуть из головы эту странную находку и сосредоточиться на предстоящей поездке на остров Мурано.
Минуту спустя, в свитере и хлопчатобумажной юбке, она поспешила вниз, где отец уже ждал ее в гостиной. К удивлению Нэнси, он был там не один. Напротив него сидела изящная блондинка, судя по всему, довольно высокого роста, и они оживленно беседовали.
У этой женщины были голубые глаза цвета дельфского фаянса, длинные ресницы и волосы, словно моток золотой канители. Она напомнила Нэнси ангела эпохи Возрождения — с одной из картин Боттичелли, которую она как-то видела в музее.
— Вот и моя дочь Нэнси,— с оттенком гордости в голосе объявил мистер Дру.— Познакомься с Катриной ван Хольст, фотожурналисткой из Голландии. Прилетела из Амстердама фотографировать бал-маскарад, который задумал устроить маркиз еще до того, как случилось это несчастье с похищением его служащего. Теперь уж столько сделано, что не отменить... Мы с тобой, Нэнси, тоже, кстати, приглашены.
— Рада познакомиться с вами, Нэнси,— сказала мисс ван Хольст.— Карсон много рассказывал о вас. Хвастался ужасно.
— У папы это есть,— рассмеялась Нэнси.— Но он страшно преувеличивает, поверьте. Все, что он говорит обо мне, нужно делить самое малое на десять...
— Я буду, с вашего разрешения, делить всего на два,— любезно сказала мисс Хольст.
Они побеседовали еще немного, и Нэнси все больше нравилась эта красивая и остроумная женщина.
— Она тоже гостит в доме у маркиза,— говорил мистер Дру позднее своей дочери, когда они уже ехали по каналу в водном такси.— И еще один-два гостя будут у него жить из тех, кто приехал принять участие в бале-маскараде.
— Мисс ван Хольст очень мила,— сказала Нэнси, искоса поглядев на отца. Тот кивнул.
— Да, весьма привлекательная женщина.— И тут же переменил тему.— Нэнси, дорогая, ты не очень обидишься, если я не поеду с тобой на фабрику? Пока ты отдыхала, я получил телеграмму из Нью-Йорка, что вскоре мне будут звонить оттуда и предстоит длинный и важный разговор по телефону.
— Конечно, папа, я могу вполне поехать одна. Только расскажи, как это сделать.
— Я посажу тебя прямо на пароход, отправляющийся туда. Кроме того, я уже позвонил им, тебя будут там встречать.
— Прекрасно. Кого мне высматривать на причале?
— Высматривать будут тебя. Я, как мог, описал твою внешность. А встретит тот молодой американец, о котором говорил маркиз. Он поможет тебе поговорить с кем захочешь из служащих.
— Как его зовут, этого американца?
— Дональд Мэдисон. Вообще-то он работает на компанию «Кристалия Гласе», и они с год назад послали его на Мурано — поучиться мастерству стекольного дела у одного из тамошних специалистов. Он стал главным советчиком в деле покупки фабрики.
Их моторная лодка вышла из канала в реку и поплыла вдоль прямой длинной набережной на северной окраине Венеции. На этой набережной, которая носит название Фондамента Нуове, находился причал, откуда отправлялись пароходы на небольшие острова-«близнецы»— Мурано, Бурано и Торчелло.
— Не выходи на первой остановке на Мурано,— предупредил Нэнси отец.— Там полно зазывал с разных фабрик, они до хрипоты приглашают туристов сойти и посмотреть на их изделия в надежде продать хоть какую-нибудь чашку или тарелку.
— Я не поддамся,— пообещала Нэнси.— До встречи, папа...
Путешествие на пароходике через лагуну заняло не больше двадцати минут. Нэнси, еще не сойдя на берег, обратила внимание на молодого человека, который явно кого-то высматривал. Он был высокий, стройный, с волосами цвета соломы. Что-то в его наружности подсказывало, что он, скорее всего, американец, и Нэнси, наверное, сама подошла бы к нему, если бы он не сподобился сделать это первым.
«Слава Богу,— подумала она,— что это обыкновенный американский парень, а не какой-нибудь красивый экзотический зверь вроде Джанни!»
Этот янки, конечно, не мог бы служить моделью на выставке моды и красоты, но зато каким он казался надежным, домашним — на него можно положиться,— что было сейчас так необходимо Нэнси.
У него было несколько угловатое, длинное лицо с крепкой челюстью, которое никто бы не назвал чересчур привлекательным, и все равно оно было по-своему симпатично. Молодого человека невозможно было представить, например, в вечернем костюме или играющим роль героя-любовника в каком-нибудь развлекательном боевике. Но зато он вполне подходил на роль питчера в бейсболе, и легко можно было вообразить, как он мчится в спортивной форме, поправляя одной рукой шапочку, и затем пускает неотразимый по быстроте и силе удара мяч в сторону противника.
— Мисс Дру?
— Угадали. А вы Дон Мэдисон?
— Точно.— Он коротко пожал ей руку, сразу повернулся и пошел с пристани.— Фабрика недалеко отсюда,— добавил он, не глядя на Нэнси.— Не против, если мы пойдем пешком?
— Нисколько. Обожаю ходить пешком.
По правде сказать, Нэнси была немного огорошена приемом: она не ожидала, конечно, громогласных приветствий, но и не была готова к такой деловитой сухости и лаконичности. Почему он не хочет глядеть в лицо, когда разговаривает? Настолько стеснителен или просто недостаточно вежлив? Мог бы и шагать помедленней...
— Полагаю, мой отец говорил вам, зачем я еду сюда, на этот остров?
— В общих чертах. Что вы хотите посмотреть фабрику и поговорить с кем-нибудь, спросить про Пьетро, которого похитили.
Дональд Мэдисон произнес все это немного небрежно, как бы удивляясь тому, что эта юная девица собирается всерьез разговаривать о таком важном деле и совать свой нос в то, чем положено заниматься полиции, и только ей. Возможно, отец, чтобы не мешать расследованию, почти ничего не сказал о ней этому суровому гиду?
— А вы кто? Какой-нибудь репортер?—спросил Дон, по-прежнему не поворачивая головы.
— Нет, что-то вроде частного детектива, если это вас интересует. Понимаю, мои слова звучат для вас странно, я совсем не выгляжу как детектив, но тем не менее это не первое дело, которое я веду, и, должна признаться, у меня случались и некоторые успехи на этом поприще.
Она почувствовала себя немного неловко от характеристики, какую пришлось дать самой себе, но что поделаешь? Надо ведь как-то представиться — кто может это сейчас сделать за нее?
Дон взглянул на нее более внимательно.
— А... Так вы, может быть, та самая Нэнси Дру? Да?.. В таком случае извините. Я не сразу понял... Не связал.
— Не имеет значения,— холодно ответила Нэнси.— Не беспокойтесь, я постараюсь отнять у вас совсем немного времени.
— Ничего, распорядок дня у нас сейчас все равно выбился из положенной колеи после этого несчастья с Пьетро.
Мурано тоже оказался весь изрезан каналами, один из которых, самый большой, считался главной улицей. Но Дон повел Нэнси боковыми переулками и просто задворками и вывел на широкий двор, где стояло длинное и низкое кирпичное здание. Его вход венчался тоже каменным изображением сокола, вывеска сообщала, что это «Vetreria del Falkone» — «Фабрика стекла Фальконе».
Когда Нэнси и Дон вошли внутрь, на них воззрился из своей будки лысоватый мужчина в жилете и рубахе с засученными рукавами.
Дон Мэдисон представил его как синьора Рубини, управляющего фабрикой. Тот что-то сказал, но с таким местным акцентом, что Нэнси не поняла ни единого слова, ни одного междометия.
— Он не играет здесь почти никакой роли,— негромко произнес Дон, когда они пошли дальше.— Так, лакейские обязанности. Главную скрипку здесь играл Пьетро...
В производственном цеху, куда они зашли, сверкало пламя в топках, воздух был насыщен запахом дыма и морского песка. Нэнси с большим интересом наблюдала, как несколько рослых рабочих-стеклодувов в кожаных передниках погружают длинные полые прутья в расплавленное стекло, крутят и выворачивают их там, рождая море пузырьков в этой сиропообразной массе. Затем, медленно и терпеливо, начинают выдувать из пузырьков большие по размеру полупрозрачные шары, надувая при этом щеки так, как джазовые трубачи или цирковые клоуны. То, что получается в результате их усилий, отрывается потом от полого прута-трубки, раскладывается на мраморных столах, режется или раскатывается и после ряда различных операций превращается в конечный продукт — бокал, вазу, бутылку или статуэтку.
Дон показал Нэнси, как потом на эти предметы наносится рисунок или узор с внешней стороны или посредством вкрапления цветных, а также молочно-белых нитей в нутро материала.
— Часто посетители могут видеть, как это делается?— спросила Нэнси у Дона. Он ответил:
— То, что мы сейчас наблюдаем, общепринятая заурядная техника в стеклодувном деле. Главные секреты относятся к температурному режиму в печах, а также к химической формуле стекла.
Дальше он рассказал, что мореплаватели-венецианцы научились искусству делать стекло от сирийцев и других жителей восточного Средиземноморья. Постепенно венецианские изделия из стекла стали лучшими в западном мире и особого совершенства достигли в шестнадцатом веке благодаря кристально чистому, невиданной красоты стеклу. Но их секреты, несмотря на все усилия венецианской тайной полиции, все же время от времени проникали в другие страны Европы.
— Вы хотите сказать,— заметила Нэнси,— что и в стекольном деле действуют методы «плаща и шпаги»? Как в книжках о Джеймсе Бонде или в работе ЦРУ, когда они вынуждены защищать секреты атомные или в области микроэлектроники?
— Именно так. Если венецианский стеклодув посмеет уехать в другую страну, его либо постараются вернуть обратно с помощью просьб и подкупа, либо наймут убийц, чтобы выследить и расправиться с ним.
Нэнси вздрогнула и подумала, не это ли послужило поводом для похищения Пьетро...
К сожалению, в процессе разговора Нэнси не наблюдала большого изменения в отношении к ней Дона: он оставался таким же грубоватым и недружелюбным, хотя и помогал ей в беседах с рабочими. Но при этом все его поведение говорило о том, что он продолжает видеть в ней скорее настырную туристку, нежели серьезного, вдумчивого следователя по делу о похищении и, возможно, убийству... Это было малоприятно, но не мешало Нэнси продолжать свои действия.
Одну любопытную вещь успела она отметить: судя по всему, он был в лучших отношениях с исчезнувшим мастером, чем кто-либо из работников фабрики. По-видимому, Пьетро Ринальди опекал молодого американца, и они успели подружиться, даже стать близкими приятелями.
— Перед тем как произошло похищение,— спросила Нэнси у Дона,— казался Пьетро чем-то взволнованным, озабоченным?
Тот покачал головой.
— Насколько я знаю, нет.
— Были у него друзья не на фабрике? Знакомая девушка, например?
— Только не в Италии. Он помолвлен с нашей девушкой из Нью-Джерси. Из того, что он говорил, я понял: Пьетро копит деньги и собирается привезти ее сюда следующей весной... Приодеть как следует...
Нэнси только сейчас пришло в голову: она даже не знает, как выглядит жертва похищения.
Она спросила:
— Есть ли какие-нибудь его фотографии? Вы
их видели?
— Сейчас вспомню... Кажется, да. Цветной моментальный снимок: он и его невеста.
— Где этот снимок?
— У него дома.
Нэнси подождала, не скажет ли Дон еще что-нибудь, но тот молчал... Да, не очень много она от него узнала. Почему он так нелюбезен, есть ли какая-то причина? Или всегда такой? Не завидует она его девушке, если таковая нашлась...
Время шло к вечеру, Нэнси чувствовала, что пора уезжать. Главным образом потому, что терпение ее сопровождающего явно иссякло. Прежде чем попрощаться с ним, она спросила, есть ли на фабрике изделия на продажу. В данное время.
— Больше чем нужно. Что бы вы хотели?
— Моя тетя коллекционирует стеклянные пресс-папье. Просила купить, если увижу что-нибудь интересное.
Дон Мэдисон повел ее на склад и показал там Целую полку с разного вида пресс-папье. Многие из них были редкостной красоты. Увидев ее настоящую заинтересованность, он даже оттаял настолько, что начал рассказывать увлекательные истории об их изготовлении, образцах, по которым они делались, и так далее. Слова «Шегюп», что означает «тысяча цветов», «гирлянды», «воронки», «клубы дыма», «короны», «грибы»— так и сыпались из его уст. Многие из вещиц, стоявших на полке, были чрезвычайно искусно украшены орнаментом в виде цветов или бабочек — те находились внутри изделий и просто не могли не поразить воображение.
В конце концов Нэнси выбрала одно пресс-папье, простое и изящное — так ей, во всяком случае, казалось: овальной формы, с целой радугой красок внутри. Оно стояло на полке где-то сбоку, почти заслоненное другими изделиями.
Дон кинул на нее взгляд, в котором сквозило уважение.
— Вы сделали хороший выбор. Лучшее из того, что здесь выставлено. Выдувал эту штуку сам Пьетро. И разработка тоже его.
Несмотря на его слабые протесты, Нэнси настояла, что заплатит за эту вещь. А потом она увидела целый ряд оригинальных и красивых стеклянных фигурок, изображавших всевозможных животных. Целый зверинец! Дон пояснил: это мифологические существа, имеющие отношение к истории Венецианской республики.
— Просто великолепные!—воскликнула Нэнси.— Наверное, тоже Пьетро их придумал?
— Нет,— ответил Дон.— Они выполнены художником, которого наняла фирма. Это американец по имени Рольф Иган...


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:30 | Сообщение # 7
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ЧЬЕ-ТО ПРИСУТСТВИЕ
Рольф Иган!.. У Нэнси перехватило дыхание.
Человек утонул или его убили, и все это при каких-то странных обстоятельствах... А вот теперь его имя снова всплывает, оно как бы выходит на свет из этих прозрачных красивых вещиц.
Простое совпадение или во всем этом есть незримая связь?
Что ж, вполне возможно, хотя Нэнси с самых ранних шагов в своей карьере следопыта и «разгадчика» всевозможных тайн сделала для себя правилом не слишком доверять совпадениям.
Она вышла из состояния задумчивости, когда, слегка вздрогнув, заметила, что Дон со странным выражением лица наблюдает за ней.
— Я что-нибудь не так сказал?—спросил он.
— Вовсе нет,— пробормотала Нэнси.— Просто всякие мысли крутятся. Все время думаю об этом похищении.
Дон постарался скрыть недоверчивую, даже, пожалуй, язвительную улыбку, что задело Нэнси, но не помешало задать еще один вопрос:
— Вы, конечно, знаете, где живет Пьетро? В городе или здесь?
— На этом острове, на другой его стороне.
— Вы кончаете работу вместе со всеми? Когда фабрика уже закрывается?
— Не всегда. Но сейчас, в отсутствие Пьетро, я вынужден замещать его и бывать при окончании работы. Когда тушат печи-Нэнси была готова подождать окончания рабочего дня, если бы Дон предложил ей это, с тем чтобы потом пройти вместе на квартиру Пьетро, но Дон сделал вид, что не понял намека Нэнси, и та не стала настаивать,— она и сама чувствовала себя с ним очень скованно,— и поторопилась распрощаться.
— Надеюсь, вы найдете дорогу обратно на причал?— спросил Дон, не выказывая ни малейшего желания проводить ее.
— Надеюсь,— в тон ему сказала Нэнси.— Если собьюсь, кто-нибудь наверняка поможет мне.
На этот раз она постаралась, чтобы ее слова прозвучали язвительно, но на Дона это не произвело никакого впечатления.
Уставшая и немного подавленная, совершала Нэнси обратный путь в Венецию, стоя у борта пароходика и глядя вокруг, в то время как всевозможные мысли — о несчастном Пьетро, о погибшем Рольфе, о Таре, Джанни, Доне — так и крутились у нее в голове.
Поверхность лагуны была усеяна — как лист бумаги точками и тире — всевозможными судами, воды ее переливались и блестели в лучах заходящего солнца. Большой белый корабль огибал восточный берег города на пути к каналу Сан-Марко, где была его пристань.
«Что за день сегодня!»— подумала Нэнси. Наполнен происшествиями куда больше, чем она могла предполагать. И неизвестно, окончились ли они... А тут еще этот Дон Мэдисон! Нэнси была просто зла на него, что он не выразил никакого желания помочь ей. Ведь, в конце концов, не для себя она все это делает, а Пьетро был его другом и наставником. Конечно, все дело в том, что Дон не относится к ней серьезно, не считает, что такая молодая девушка может всерьез расследовать подобные дела, и если даже где-то про нее что-то писали как про юного детектива, то разве обязан он верить журналистам и газетчикам — мало ли чего они понапишут!
«Но, с другой стороны,— продолжала она рассуждать, пытаясь умерить свою обиду и раздражение,— что, у него нет других дел, кроме как водить меня по фабрике да еще на квартиру к Пьетро. На нем ведь теперь все производство, а он еще молод и не слишком опытен и, безусловно, заботится о своем престиже квалифицированного работника, не хочет ударить лицом в грязь...
И все ж таки,— решила она окончательно,— этот парень мог быть повнимательней и повежливей».
Сойдя с парохода на берег, она пересела на водное такси и поехала во дворец к Фальконе. «Интересно поглядеть на дом с тыльной стороны — подумалось ей,— ведь и та, другая, сторона выходит, наверное, тоже на канал. Только на другой — параллельный». Лодочник-водитель неплохо знал английский, и Нэнси объяснила ему, что ей хотелось.
— Никаких проблем, синьорина,— сказал он,— мы можем подъехать туда, и вы все рассмотрите своими глазами.
Он свернул в боковой канал, очень узкий, и высадил возле горбатого мостика, подробно объяснив, как пройти к нужному ей месту.
Она перешла мост и ступила на покрытую булыжником улочку, которая, расширяясь, привела ее на небольшую, обсаженную деревьями площадь. По одну сторону стояла старинная церковь, по другую виднелись решетчатые ворота.
За ними открывался широкий двор палаццо Фальконе. Здесь было множество цветов и вьющихся растений, их аромат насыщал воздух. Куст олеандра, декоративный ломонос, стелющиеся розы, жимолость заполняли почти все пространство двора. Между ними виднелись посеревшие и крошащиеся от времени статуи на постаментах. Все это придавало месту необычайно живописный вид, в который неплохо вписывались и несколько человек, сидящих тут же, в саду, на металлических стульях. Маркиз и его гости наслаждались напитками на открытом воздухе.
— С благополучным возвращением, дорогая,— провозгласил хозяин.— Присоединяйтесь к нам.
Нэнси охотно последовала приглашению и с наслаждением выпила холодного лимонада. За столиком, кроме ее отца, Катрины ван Хольст и самого хозяина, сидели еще двое, которых познакомили с ней: синьор и синьора Гатти.
Маркиз любезно осведомился, оказалось ли для Нэнси интересным посещение острова Мурано, и та ответила, что очень довольна, даже узнала кое-что о стекольном производстве, а также приобрела одну вещицу.
Она продемонстрировала купленное ею пресс-папье, отливающее всеми цветами радуги, которое заслужило всеобщее одобрение.
— Тетя Элоиза будет страшно довольна,— сказал отец.
— А еще я видела там чудесных мифологических животных. Настоящий зверинец.
— О да! Венецианский бестиарий! Изумительные фигурки, не правда ли? Мы надеемся, они прекрасно пойдут на экспорт. Отчасти поэтому здесь и присутствует синьор Гатти, не говоря о его любезном согласии принять участие в нашем маскараде.
Эцио Гатти был мужчина крепкого телосложения, с острым клювообразным носом и пронзительными глазками, что придавало ему довольно грозный вид, но с такой доброжелательной манерой общения, что вся его свирепость тотчас же исчезала для собеседника. Он сказал, что, как опытный экспортер, уверен в хорошем сбыте этого товара, в достаточно больших количествах, на рынках Европы и Америки.
— А как вы познакомились с художником, который их задумал и сделал дизайн?—спросила Нэнси у маркиза.
— Мне его рекомендовал Пьетро Ринальди,— отвечал тот,— и, как видим, он не ошибся в выборе... Кстати, дорогая, ваш отец говорил о подруге, которую вы хотели позвать к чаю. Сделайте это поскорей, пожалуйста. Уверен, что ее присутствие— например, завтра — так же украсит наше застолье, как это сделали уже сидящие здесь дамы!
Большое спасибо, сказала Нэнси.— Это очень мило с вашей стороны.
Сама же подумала: почему упоминание о стеклянных животных вызвало у него мысли о Таре? Разве он знает о том, что она дочь художника, или это простое совпадение? Вслух она спросила:
Значит, я могу позвонить подруге прямо сейчас?
— 81сигатеп1о! Конечно! Мой дворецкий покажет вам, как пройти к телефону.
— Возможно, я смогу помочь.— Изабелла Гатти с улыбкой поднялась со стула.— Наши итальянские телефоны не всегда понятны для иностранцев.
Синьора Гатти проводила Нэнси в дом. Это была приятная брюнетка с цветущим лицом, в платье, сшитом, видимо, по особому заказу, и чрезвычайно любезная и общительная, что сразу же вызвало у Нэнси симпатию к ней.
Найдя в справочнике телефон пансиона Дандоло, синьора Гатти набрала номер и вступила с кем-то в быстрый и оживленный разговор по-итальянски, по-видимому с синьорой Дандоло, затем передала трубку Нэнси.
— Сейчас подойдет ваша подруга,— сказала синьора Гатти.— Уже бежит...
Mille grazie! Большое спасибо!
— О, вы уже говорите на нашем прекрасном языке! Поздравляю вас, моя милая! Приятной беседы.
Она вышла в другую комнату, чтобы не присутствовать при разговоре.
Тара была очень рада приглашению на завтра к чаю, она умирала от скуки и тоски в чужой комнате. С удивлением узнала она от Нэнси, что ее отец ^проектировал целый стеклянный зверинец для фабрики маркиза Фальконе.
— Какое интересное совпадение,— пробормотала она.— Как все, оказывается, связано друг с другом. Правда?
— Если это случайное совпадение,— ответила Нэнси задумчиво.
— Что ты хочешь сказать, Нэнси? Ты связываешь это с тем, что случилось с отцом?! Отвечай!
— Нет. Наверное, нет. Но если мы сумеем узнать про все подробно — почему все-таки его пригласили в качестве художника, с кем он был знаком, что делал последнее время, ну и так далее,— нам легче будет добраться до причин того, что с ним случилось... Кому нужно было убивать его... Ох, извини, не будем больше.
— Да... да, я понимаю...— Голос у Тары был напряженный, но достаточно твердый.— Спасибо, что думаешь об этом.
— Скажи мне о другом, Тара... Только не удивляйся вопросу... В твоем багаже не было случайно морской раковины?
— Раковины? Зачем?.. Конечно, нет... А почему ты вдруг спрашиваешь?
— Объясню потом. Ладно? Завтра, когда увидимся.
— Как хочешь. Только я с трудом дотерплю... И спасибо за приглашение...
Нэнси переоделась к позднему обеду, который состоялся в величественной столовой с темными балками на потолке и стенами, украшенными фресками эпохи Возрождения. Было семь смен блюд, и между ними маркиз рассказывал в подробностях о своем плане проведения бала-маскарада.
— Если уж мисс ван Хольст проделала сюда путь из Амстердама,— решилась вставить слово Нэнси,— бал должен быть особенно великолепным.
Франческо дель Фальконе скромно, но с достоинством улыбнулся и сказал:
— Моя дорогая, это не просто традиционный венецианский ballo in maschera, не рядовой бал-маскарад. В этом дворце, с того момента как его построили, в 1595-м, наша семья ежегодно устраивала бал, и, какие бы неприятности мне ни угрожали, я не намерен изменять этой традиции.
— Уверен, фотографии Катрины отразят ваше торжество во всей его красе,— сказал мистер Дру, преследуя двойную цель: замять впечатление от, может быть, прозвучавшего чуть иронично замечания Нэнси и, с другой стороны, сделать приятное мисс ван Хольст. И если не первое, то второе было, несомненно, достигнуто, так как последняя одарила отца Нэнси очаровательной улыбкой.
Позднее, перед тем как лечь спать, Нэнси решила написать открытку домой — Ханне Груин, их экономке и домоправительнице, которая воспитывала Нэнси с трехлетнего возраста, когда внезапно скончалась ее мать.
Запечатывая конверт, Нэнси подняла голову от столика розового дерева, за которым сидела, и увидела, как через гостиную идет... она сначала не поверила своим глазам... идет не кто иной, как Дональд Мэдисон. Ее удивление отразилось на лице, потому что тот спросил с ухмылкой:
— Что? Не рассчитывали увидеть в таком дворце скромного служащего фабрики?
— Что ж, можно сказать и так,— ответила Нэнси, краснея оттого, что он, по сути, отгадал ее мысли.
— Удивитесь еще больше, если узнаете, что я живу здесь,— сказал он сухо.
— Извините, я просто не знала, что вы из Друзей маркиза.
— Не имею чести принадлежать к ним, но если еще не знаете, то могу сообщить вам, что мастера стекольных дел всегда стояли в Венеции высоко на общественной лестнице. В старые времена они были, можно сказать, пленниками на острове Мурано, но все равно пользовались особыми привилегиями. Даже могли жениться на девушках из благородных семей... Я пока не собираюсь этого делать,— добавил он с иронической улыбкой.
— Это звучит утешительно,— не удержалась Нэнси от ответа.
— Как вы, вероятно, знаете,— продолжал он,— я работаю на компанию «Кристалия Гласе», ту самую, которая вскоре, видимо, приобретет фабрику Фальконе. Возможно, это имеет отчасти отношение к тому, что я присутствую тут... приглашен сюда в качестве гостя и жильца.
— А Пьетро Ринальди?— спросила вдруг Нэнси.— Он в каких отношениях с владельцем фабрики? Приятельских? Доверительных?
К некоторому ее удивлению, Дон охотно ответил:
— Ну, во всяком случае, не как сын с отцом. И не закадычные дружки... Пожалуй, вроде как дядя и племянник. А вообще-то их семьи давно знакомы, я полагаю. Пьетро частенько наведывался сюда во дворец.
После некоторого молчания Нэнси спросила:
— Вы всегда работаете так поздно, как сегодня?
Он опять хмыкнул... Что за неприятная привычка!
— Поздно для обеда,— сказал он.— Но не для ужина. К тому же я перехватил кое-что по дороге. А почему вы спрашиваете?
Она решила рискнуть вторично с уже изложенной однажды просьбой.
— Может быть, завтра вы все-таки сумеете показать мне квартиру Пьетро? Мне бы хотелось...
— Почему нет?—ответил он просто.— Так вы раньше и сказали...
Они условились, что Нэнси присоединится к нему прямо с утра.
Наутро Дон выглядел не таким покладистым, как предыдущим вечером, но, по крайней мере, не переменил своего решения насчет совместной поездки на фабрику и не был чересчур резок.
— Поехали,— бросил он коротко, когда они встретились в гостиной.— Не передумали?
— Ни за что!— ответила она весело.
Впрочем, особенно весело ей не было: она ощущала какую-то напряженность, взрывоопасность в атмосфере, и это чувство не покидало ее всю дорогу— на лодке-такси, на пароходе. Особенно на пароходе.
Дон молчал с довольно мрачным видом, и Нэнси пришло в голову, что, возможно, он просто очень стеснительный. Эта мысль, как ни странно, пришлась ей по вкусу, даже сделалось легче.
На палубе пароходика Нэнси так часто оглядывалась через плечо, что Дон спросил наконец:
— Что-нибудь не так? Или вы кого-то ищете?
— Ни то, ни другое,— ответила она, пытаясь улыбнуться.— Я... у меня такое чувство, что кто-то все время смотрит на меня... Возможно, я придумываю.
— Удивлюсь, если никто не будет на вас смотреть,— сказал Дон, резкостью тона превращая комплимент чуть ли не в упрек.— Вы достаточно хорошенькая, черт возьми.
Нэнси почувствовала, что краснеет, и отвернулась, чтобы опять встретить чей-то упорный взгляд... Или у нее так нервы разыгрались? Но с чего? Этого еще не хватало!
На фабрике Дон пробыл недолго, и вскоре они уже отправились туда, где жил Пьетро,— до того, как его похитили, беднягу.
Шли они пешком, вдоль берега, и почти повсюду Нэнси видела свалки из кусков стекла и прочего хлама, что отнюдь не красило вид острова. Дон заметил ее неодобрительную мину и посчитал нужным сказать:
— Сейчас вы можете этому не поверить, но когда-то Мурано было красивейшим, фешенебельным местом. По-теперешнему говоря, курортом. Богачи прохаживались здесь в роскошных садах, мирно беседуя с поэтами и художниками о красоте и смысле жизни...
Квартира Пьетро располагалась неподалеку от того места, где и раньше, и теперь жили наиболее уважаемые мастера стекольных дел. Нэнси была несколько удивлена, что у Дона имелся ключ от двери.
Дон объяснил и это:
— Пьетро не любил одиночества. Иногда, если он работал допоздна, я приходил сюда раньше и потом оставался на ночь...
Квартира выглядела типично холостяцкой, но была хорошо обставлена и аккуратно прибрана. Никаких следов борьбы... Впрочем, следы могли быть давно заметены.
— А почему в полиции решили, что его похитили ночью?—спросила она.
— Наверное, потому, что, когда мы пришли за ним на следующий день... ведь мы искали, куда он пропал... свет в комнатах горел.
Вкратце рассказав, как все это было, Дон подвел Нэнси к изъеденному жуками, сплошь в царапинах старинному бюро и указал на стоящую на нем фотографию. Это был вставленный в рамку моментальный снимок, запечатлевший стоящих на океанском берегу Пьетро Ринальди и его хорошенькую невесту-американку. Похоже было, что снимок сделан где-то в районе Джерси, так подумала Нэнси.
— Маркиз говорил,— сказала девушка, не сводя глаз со снимка,— что Пьетро сам пригласил художника для изготовления этих зверей из стекла. Вы не знаете, отчего он выбрал именно Рольфа Игана?
— Что же здесь удивительного? Иган хороший художник, а кроме того, они старые приятели.
— Не знаете, где познакомились?
— Понятия не имею. Но разговаривали они друг с другом, как давние друзья. Где-то в Штатах, наверное... Так я думаю.
— Вам известно, какое несчастье произошло с Рольфом Иганом?
— Кое-что слышал.
Узнав подробности, о которых рассказала Нэнси, Дон содрогнулся:
— Похоже, дело рук мафии.
— Да, похоже... Что это?
Нэнси наклонилась и подняла с пола игральную карту. Та лежала картинкой вниз возле мусорной корзинки, как если бы ее намеревались бросить туда, но промахнулись. Это был бубновый туз.
— Здесь играли в карты?—спросила Нэнси.— Откуда он мог взяться? Дон покачал головой.
— Не припомню никаких карт.
Они поискали, но нигде в комнатах не нашли ни карточной колоды, ни отдельных карт.
Когда подошли к пристани, там было полно народу, в основном туристы. На обратном пути от Дома Пьетро Нэнси и Дон почти не говорили между собой — об этом она думала сейчас, стоя в густой толпе, на краю причала. Она взглянула на Дона, и ей показалось, что он как-то странно на нее смотрит — пристально и вопросительно.
В это время причалил пароход, толпа устремилась на борт. И вдруг Нэнси почувствовала резкий, болезненный толчок в спину. Она потеряла равновесие, стала падать вперед, попыталась ухватиться за невысокие перила, но это ей не удалось... Еще немного, и она бы опрокинулась через них в воду... К тому же у нее сломался каблук, который она вонзила в дощатый настил. Она в страхе закричала...


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:31 | Сообщение # 8
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ЕЩЕ О РАКОВИНЕ
Сильные руки обхватили ее, когда она уже почти падала через барьер, головой вниз, в темные, глубокие воды лагуны.
Нэнси была бледна как смерть, сердце чуть не выскакивало из груди. Но все-таки собралась с духом, попыталась осознать, что с ней, и поняла: голова ее крепко прижата к груди Дона Мэдисона, а его руки обвились вокруг нее железным кольцом.
— Вы в порядке?—прозвучал над ее ухом голос.
Она могла только молча кивнуть, их взгляды встретились и задержались, прежде чем они сами оторвались друг от друга. И оба, как видно, испытали облегчение после вынужденных объятий.
— Кто-то вроде толкнул вас,— проговорил Дон. В голосе его слышалась злость.
— Да. Не знаю, случайно или... А еще я сломала каблук и совсем потеряла равновесие.
Они, как по команде, посмотрели вокруг, но что могли они увидеть? Все спешили взойти на борт парохода, никто не обращал на них внимания. Не было никакой возможности определить, кто именно толкнул Нэнси и зачем.
Внезапно она вспомнила о чувстве, которое преследовало ее на пути сюда: будто кто-то непрерывно наблюдает за ней! Неужели могло так быть, что от самого дворца Фальконе она была объектом преследования? Зачем?
Однако если так, толчок, что она получила, определенно не случаен!
Ей стало по-настоящему страшно. Кто-то хочет ее смерти? Или это что-то вроде предупреждения: мол, если не прекратит совать нос в чужие дела, с ней может случиться то же, что с Рольфом Иганом?! Она содрогнулась.
Дон, который наблюдал за выражением ее лица, спросил сочувственно:
— Вы в самом деле в порядке? Все прошло? Он неуверенно обнял ее за плечи. Нэнси нашла в себе силы улыбнуться.
— Нормально, Дон. Не беспокойтесь... Только вот с каблуком неувязка. Придется похромать немного.
Кажется, это был первый раз, что она назвала его по имени. Он помолчал, как бы колеблясь потом выговорил:
— Как насчет того, чтобы позавтракать здесь? После всего, что было? Не мешает, а?
— Я бы с удовольствием, но меня будут ждать во дворце. Один человек...
На лице его успела смениться целая гамма чувств: от радости, когда только она произнесла «с удовольствием», до огорчения от слов «меня будут ждать» и снова к успокоению, когда она добавила, что ее подруга Тара Иган приглашена к дневному чаю в дом маркиза и нужно ее там встретить.
— Ладно,— сказал он.— Значит, до вечера, надеюсь.
— Конечно. И спасибо, что показали мне квартиру Пьетро Ринальди... И за все остальное.
— Не за что!
На обратном пути в Венецию Нэнси с опаской смотрела на всех, кто был близко от нее, и старалась находиться подальше от борта парохода. Ее мысли все время возвращались к тому моменту, когда она чуть не оказалась в воде — и оказалась бы, если б не Дон Мэдисон.
Какое это все-таки жуткое переживание! Но, как ни странно, чем больше она думала и вспоминала о нем, тем радостней становилось на душе. Чудеса, да и только!..
Нэнси полагала, что чай будет сервирован, как вчера, в саду, но, видимо, одноглазый угрюмый дворецкий Доменик решил по-другому: чтобы все происходило предельно формально — в огромной гостиной, где и полагается принимать гостей.
— Va bene, va bene,—бормотал он, когда Нэнси пыталась выразить ему свои пожелания.— Ладно, ладно...
И продолжал накрывать на стол в гостиной.
«Хитрый старый пират,— говорила про себя Нэнси, улыбаясь, несмотря на некоторое раздражение.— Я тебя вижу насквозь: ты понимаешь по-английски ровно столько, сколько сам хочешь...»
Но и в гостиной, где работал кондиционер, ярко светило послеполуденное солнце и не было летающих насекомых, как в это время в саду, оказалось не так уж плохо.
Тара была просто ошеломлена великолепием дворца и, видимо, не замечала или не обращала внимания на следы упадка, в котором тот давно уже находился.
— Ух,— говорила она,— расскажу обо всем матери и соседям! Вот они уши развесят, когда узнают, что я пила чай в самом настоящем дворце! Да еще венецианском! Да еще с маркизом!
Она была еще больше поражена, когда ее лично приветствовал сам маркиз, владелец дворца, и даже поинтересовался, где она остановилась и как себя чувствует.
— Зачем вам пансион?—воскликнул он со страшным возмущением.— Это безрассудно! Вы должны переехать сюда и завтра присутствовать на нашем традиционном маскараде. Я правильно говорю, Нэнси, дорогая?
— О, это было бы чудесно!— воскликнула Тара, прежде чем Нэнси успела ответить.
— Значит, так и решим! Я пошлю служащего уладить дела в пансионе и забрать ваши вещи, юная леди.
Тара была вне себя от счастья, но, когда попыталась выразить маркизу свою благодарность, он величественным жестом отвергнул все ее излияния.
— Prego... Пожалуйста, не надо. Прошу вас... без этого. Нам на маскараде как раз не хватает такой тоненькой и стройной блондинки...
Потом появился отец Нэнси, он тоже познакомился с Тарой, произнес слова сочувствия ее горю и выразил удовлетворение по поводу того, что у дочери появилась такая приятная подруга,
— Вам вместе будет не так тоскливо здесь,— сказал он.— Потому что окружающая нас красота не всегда спасает от чувства одиночества и скорби.
— Да, да, вы правы!—воскликнула Тара со слезами благодарности на глазах.
Она давно не встречала,— если встречала вообще,— таких вежливых и обходительных людей...
Со стороны центрального холла прозвучал звонок, и через некоторое время Доменик вошел в гостиную и объявил о новом госте. Он вручил маркизу его визитную карточку, и они обменялись несколькими быстрыми фразами на венецианском диалекте. После ухода дворецкого маркиз повернулся к гостям.
— Пришел некий англичанин,— объяснил он,— по имени Оливер Джойс. По-видимому, собиратель предметов искусства. Прошу меня извинить, я вынужден узнать, что он желает.
Но до того как маркиз вышел из комнаты, дворецкий уже ввел нового гостя. Это был высокий, одетый с иголочки мужчина со сверкающей лысой головой, обрамленной короткими рыжеватыми волосами.
— Дорогой маркиз,— лучезарно улыбаясь, заговорил он от порога, протягивая руку хозяину,— как любезно с вашей стороны, что вы согласились принять меня! Конечно, я должен был сначала написать вам, но случилось так, что я проезжал рядом с вами по Большому каналу и не мог отказать себе в удовольствии посетить ваш дворец! Мне повезло, что застал вас дома!
Далее мистер Джойс объяснил, что он не только коллекционер, но и торговец предметами искусства.
— До меня дошли сведения,— продолжал он —- что вы собираетесь расстаться с некоторыми из' семейных сокровищ. Это печально, но могу я узнать, соответствуют ли слухи действительности? Маркиз печально улыбнулся.
— Увы, дорогой сэр. Случилось несчастье — похищен мой служащий, и я должен за короткое время собрать весьма значительное количество денег для выкупа. Надеюсь, моим банкирам удастся получить некоторые суммы под залог фамильных оливковых рощ и других земельных угодий. Если же нет...— он улыбнулся еще печальнее,— придется расстаться с последними предметами старины... Но только не сейчас... Не прямо сейчас.
И все же маркиз согласился показать гостю дворец и находящиеся в нем ценности. Вскоре гостиную покинул и отец Нэнси: ему нужно было написать несколько деловых писем. Девушки остались в одиночестве допивать свой чай.
— Ты спрашивала меня о каких-то раковинах?— вспомнила Тара, обращаясь к Нэнси.
— Да,— ответила та.— Произошла удивительная вещь. Вот что я обнаружила вчера у себя в чемодане...
Нэнси показала принесенную из комнаты раковину — снежно-белую, ту, которую называют «крыло ангела».
Тара смотрела на этот предмет, широко открыв глаза. Она сидела совершенно неподвижно, не отводя застывшего взгляда от раковины. Как завороженная.


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:31 | Сообщение # 9
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ЗЛОВЕЩИЙ ЗНАК
— Что с тобой, Тара?— воскликнула Нэнси.— Что случилось?
Тара молча покачала головой, не произнося ни слова. Казалось, у нее пропал голос.
Нэнси заговорила снова:
— Понимаешь, я подумала, что, когда мы проходили через таможню и открывали чемоданы, эта вещь попала случайно из твоего чемодана в мой... Ну, инспектор по ошибке положил... Но это не так, верно?
Тара обрела голос.
— Нет,— сказала она.— В моем чемодане ее никогда не было и не могло быть.
— Но ты ее видела раньше? Я не ошибаюсь?
— Да, ты права,— медленно проговорила Тара.— Возможно, не эту самую... Конечно, не эту... Но похожую на нее как две капли воды.
Она взяла раковину в руки, стала нежно поглаживать ее края.
— Ты мне можешь рассказать что-нибудь про это?—спросила Нэнси с любопытством, чувствуя: здесь что-то кроется.
— Ох, Нэнси, это все так странно! Помнишь, я говорила тебе, как отец приехал внезапно в Нью-Йорк, без всякого предупреждения, и повез меня в Джерси, на берег океана? Как мы загорали там, и я была так счастлива, как никогда... Так мне казалось... Ведь у меня опять был отец, и я не хотела думать, что он снова уедет... Помнишь?
— Да.
— В тот день я нашла точно такую раковину, они попадаются довольно редко, и подарила ему. А он сказал, что будет с этого момента повсюду возить ее с собой. Чтобы она напоминала о чудесном солнечном дне и о нашей короткой встрече...
Голос у Тары прервался. Нэнси была тронута волнением подруги, но профессия детектива заставила продолжить вопросы, потому что история вызвала у нее немалый интерес.
— Ты уверена, что это не та самая раковина?— задала она весьма странный на первый взгляд вопрос.
— Ну как это может быть?—нервно воскликнула Тара.— И если даже та, как я могу узнать?
Нэнси деликатно не стала продолжать разговор на эту тему, и постепенно девушки перешли к обсуждению того, что они уже здесь видели, что купили или собираются купить.
Увидев, что по коридору проходит Катрина ван Хольст, увешанная фотокамерами и сумками, Нэнси пригласила ее разделить с ними чаепитие, и та охотно согласилась.
Они продолжали оживленно болтать, пока в гостиную не вернулся маркиз со своим гостем, которого он водил на краткую экскурсию по дворцу. Здесь он показал англичанину две картины венецианских мастеров, изображающие городские сцены, после чего подвел его к высокому стеклянному шкафу.
Нэнси обратила внимание, что, пока маркиз (говорил, мистер Джойс то и дело бросал острые внимательные взгляды по сторонам, и это несколько не соответствовало его манерам джентльмена и моноклю, который он вставлял в глаз, всякий раз как рассматривал какой-то новый предмет. Впрочем, все, что было вокруг, вполне могло вызвать желание рассмотреть это получше.
Что еще заметила Нэнси, неприметно изучая гостя: у того чуть выше колена была какая-то странная форма ноги. Хотя опять же: мало ли какие дефекты могут быть у человека, и не так уж красиво и корректно все их замечать.
Тем временем маркиз дель Фальконе вынул из глубины стеклянного шкафа изумительной красоты фарфоровое яйцо — одно из произведений всемирно известного мастера Карла Фаберже, придворного ювелира российских царей. Глазурованные, украшенные драгоценными камнями, искусно разрисованные, эти предметы давно уже считались Ценнейшим подарком с Востока. В каждом яйце, кроме того, содержался какой-нибудь сюрприз. В том, которое маркиз открыл сейчас, находилась чудесная огненная птица с изумрудными глазами и крыльями, усыпанными рубинами и бриллиантами.
— Эту вещь привез в Венецию мой двоюродный дед,— сказал маркиз.— Когда-то он был итальянским посланником в России.
— Необыкновенно,— даже с каким-то испугом пробормотал мистер Джойс.— Просто не верится, что такое возможно сделать.
Все присутствующие присоединились к его изумленному восхищению, поднявшись для этого со своих мест.
Вскоре Оливер Джойс, излив потоки благодарности в адрес хозяина дома, покинул дворец. Ушла и Катрина ван Хольст — делать снимки вечерней Венеции для журнала, где она работала, и тогда, с разрешения маркиза, Нэнси тоже провела Тару по дворцу и потом показала ей сад, весь в цвету и в лучах заходящего солнца.
На пути в отведенную ей комнату Нэнси заглянула к отцу, и между ними состоялся короткий разговор. Она попросила мистера Дру использовать свои официальные связи для того, чтобы выяснить с помощью Интерпола — международного полицейского ведомства, имеется ли у них какая-либо информация по поводу уважаемого мистера Оливера Джойса.
— В чем ты его подозреваешь, дочь моя?— спросил немного иронично Карсон Дру.— Он обыкновенный делец от искусства.
Нэнси ответила не вполне уверенно:
— В том, что он замышляет ограбление дворца дель Фальконе и при этом действует не один. Так подсказывает мое шестое чувство... А более определенное, пятое, чувство говорит мне, что он носит оружие — над коленом, под брюками, в специальной кобуре.
Отец Нэнси нахмурился.
— Насколько я тебя знаю, дорогая,— сказал он уже без всякой иронии,— твои чувства редко тебя обманывают, что и помогло тебе в столь юные годы стать незаурядным детективом, этаким Шерлоком Холмсом в юбке... или в брюках, потому что девушки сейчас носят их не реже, чем юноши, а лично мне...
— Папа,— прервала Нэнси его длительную тираду,— это нужно сделать как можно скорее.
— Постараюсь,— пообещал отец.
Тара пришла в восторг, когда увидела комнату Нэнси: такие она видела только в музеях. Высоченные окна с парчовыми драпировками открывались, как двери, на балкон, выходящий на Большой канал, стены обиты искусно вырезанными из дерева панелями, потолок украшен алебастровыми позолоченными купидонами. А еще в комнате были две огромные кровати под балдахином и с резными столбиками.
— Ой, Нэнси!— вскричала Тара.— Можно я тоже буду здесь спать? Ты не против?
— Конечно. Я собиралась сама предложить тебе. Так будет спокойней для нас. Уверена, маркиз не откажет.
— Спроси его поскорей, ладно?..
Стук в дверь возвестил о приходе одноглазого «пирата» Доменика. Он объявил, что к двум синьоринам пришел с визитом человек, который ждет внизу.
— Он молодой,— добавил дворецкий с явным осуждением,— и говорит, что его зовут Джанни.
Нэнси вздохнула с досадой: час от часу не легче.
— Хорошо, спасибо,— сказала она.— Скажите ему, мы сейчас придем... И еще, Доменик, когда принесут вещи мисс Иган, пусть их доставят в эту комнату. Хорошо?
— Va bene,— ответил тот снова без всякого одобрения.
Тара была явно взволнована и обрадована вестью о приходе Джанни Спинелли. Она не могла этого скрыть и когда они, спустившись по лестнице в холл, увидели его там. Пожалуй, он выглядел еще привлекательнее, чем раньше,— если только это было возможно. Как его украшала рубашка с открытым воротом и легкий летний костюм с закатанными до локтей рукавами куртки! Тара просто не сводила с него глаз.
Он сказал, что заходил в пансион синьоры Дандоло, чтобы пригласить Тару на прогулку по городу, но там ему сообщили, что она отправилась на вечерний чай к своей подруге,— и вот он здесь, во дворце Фальконе.
— Возможно, и вы не откажетесь присоединиться к нам, синьорина Дру?—спросил он тоном полной уверенности, что все уже заранее решено.
Нэнси собралась было гордо отказаться, когда внезапно опять почувствовала беспокойство за Тару... Хотя о чем, собственно, беспокоиться? У той на лице было написано такое удовольствие от перспективы прогулки и длительного пребывания наедине с Джанни, что Нэнси снова заколебалась. На этот раз по поводу того, стоит ли навязывать свое общество и мешать Таре получать радость в полном объеме. Но она вспомнила полупрезрительные слова Джанни, сказанные в адрес подруги за ее спиной, и решение было принято.
— Спасибо, Джанни, — произнесла Нэнси с вежливой холодной улыбкой.— Я, пожалуй, пойду с вами, если не помешаю.
— Конечно, нет! Мы будем страшно рады!— воскликнул он, как всегда, с преувеличенной восторженностью.— Правда ведь, Тара?
Что оставалось бедной девушке, как только наклонить голову в молчаливом согласии.
Угрызения совести, которые Нэнси продолжала испытывать, понимая, как не хочет Тара ее присутствия на вечерней прогулке, искупались мыслью о том, что нельзя оставлять простойную девушку на милость этого лицемерного, двуличного зверюги в образе немыслимого красавца... Если, конечно, Нэнси не преувеличивает его дурные качества, не накручивает опасность, которая от него исходит...
Джанни широко размахнулся и предложил длительное путешествие на гондоле, и Нэнси не без злорадства подумала о том, во сколько ему обойдется этот шикарный жест, а также — откуда него такие деньги. Но потом, пожалев его, высказала предложение совершить пешую прогулку — выйти через ворота сада с задней стороны ,дворца и затем колесить по острову. Этот план был принят без особых возражений.
Жара еще не спала, но прогулка по берегам боковых каналов, через многочисленные мосты, мимо высоких средневековых зданий, под величественными арками, по вымощенным старинными плитами тротуарам доставила девушкам немало довольствия: они видели то, что не всегда увидишь, передвигаясь на гондоле, как по большей части поступают туристы, посещающие этот чудо-город.
Видели они и одну из главных достопримечательностей и приманок для гостей города — огромную бронзовую статую, изображающую свирепого вида воина верхом на коне,— Бартоломео Коллеони. Нэнси вспомнила, что читала где-то: эта статуя — самая большая из всех, сделанных Руками скульптора и изображающих всадника и коня, и автор ее, Верроккьо, жил, кажется, в пятнадцатом веке. А тот, кого он изобразил, командовал когда-то сухопутными войсками Венецианской республики и был наемником — кондотьером.
Впечатление от всего увиденного могло быть для Нэнси еще больше, если бы не чрезмерное внимание, которое ей оказывал Джанни. Лишь изредка взглядывал он с улыбкой на Тару или одарял ее каким-нибудь вкрадчивым словцом, вызывавшим радостный румянец на щеках девушки. В остальное же время он почти игнорировал ее с какой-то снисходительной надменностью —так, во всяком случае, оценивала его поведение Нэнси, испытывая при этом и злость, и неловкость одновременно, особенно когда Джанни касался как бы ненароком ее руки или талии. Один раз, когда они присели в небольшой траттории, чтобы передохнуть и выпить фруктового ледяного сока, он с видом собственника положил свою руку на руку Нэнси, и та заметила затравленный, страдающий взгляд, появившийся сразу на осунувшемся лице Тары, и ей стало страшно жалко ее. Это заставило Нэнси чересчур резко отдернуть руку, что, впрочем, не вызвало никакой реакции Джанни. Покинув площадь святых Джованни и Паоло, где стояла колоссальная статуя кондотьера, они вышли вскоре на набережную Главного канала, к причалу, на который как раз выходили пассажиры подошедшего парохода. Среди толпы Нэнси увидела Дона Мэдисона, что вызвало у нее не вполне понятное ей самой облегчение.
— Дон!— закричала она, и множество голов обернулось на этот зов привлекательной рыжеволосой девушки.
Дон помахал рукой и поспешил навстречу Нэнси.
— Привет! Что ты здесь делаешь? Одна?
— Бродим пешком по Венеции. На своих двоих... Познакомься...
Джанни с видимой неохотой пожал руку американцу, Тара тоже не проявила особой заинтересованности.
— Шестой час,— сказал Дон.— Пошли во дворец?
— Мы еще не решили,— ответила Нэнси.— Ноги немного устали, но глаза и уши готовы смотреть и слушать. У меня, во всяком случае. Не знаю, как другие.
Дон решительно повернулся к Таре и Джанни.
— Послушайте, мне очень не хочется нарушать ваш тройственный союз, но все-таки хочу украсть у вас Нэнси. Нам нужно поговорить. Не возражаете?
Судя по виду Тары, она отнюдь не возражала, даже наоборот. Чего нельзя было сказать о Джанни.
— Что ты надумал, Дон?— негромко спросила его Нэнси.
— Пообедать вместе. Заодно расскажу тебе некоторые подробности о Пьетро и вообще о фабрике. Я, кажется, вспомнил кое-что интересное...
— Тогда лучше, если я узнаю об этом поскорее,— сказала Нэнси и, решительно распрощавшись со своими компаньонами, повернулась к Дону, который сразу же махнул рукой проплывавшему моторному такси.
Уже оттуда Нэнси сделала прощальный жест в сторону Тары и Джанни, надеясь втайне, что теперь они долго не задержатся в городе и тот поспешит проводить спутницу домой, избавив ее от своего пренебрежительного обращения, а Нэнси от излишнего беспокойства.
— Я был не слишком вежлив?— спросил Дон.
— Ничего подобного. Все нормально. Как говорится, делу — время, потехе — час...
Дон привел Нэнси к уютной старой гостинице с ресторанчиком, в стороне от туристических троп, на правом берегу Большого канала, возле Южной его оконечности.
— Самое мое любимое место, где можно поесть,— сказал он Нэнси.— А в этой гостинице я жил, до того как получил приглашение переехать во дворец, как какой-нибудь король.
Здание гостиницы с оригинальным фонарем у входной двери было построено три века назад. Сейчас ее владельцами были двое братьев, а жили здесь и проводили время главным образом люди, связанные с искусством,— писатели и художники. О последнем свидетельствовало множество рисунков на стенах. Нэнси сразу пришлась по вкусу непринужденная домашняя обстановка этого места.
— Что еще ты хотел мне рассказать о Пьетро и о стекольной фабрике?—спросила она, когда они уселись за столик в небольшом зале.
Дон смущенно улыбнулся.
— Если честно, то ничего нового. Просто хотелось поболтать с тобой в этот вечер. И чтоб ты была одна.
— Приятно слышать,— сказала Нэнси негромко.
Их глаза встретились, и она с легким замиранием сердца почувствовала, что сейчас, в эту минуту, начинается новое, приятное, а может быть, даже чудесное знакомство. Ощущение симпатии и близости, которое оба они испытали, когда Дону пришлось схватить ее в объятия, чтобы удержать от падения в воду, не забылось: оно жило в них и давало ростки.
Они начали говорить, оба сразу, потом вместе замолчали и рассмеялись.
— Когда мы впервые увиделись,— сказала Нэнси,— я была уверена, что очень не понравилась тебе.
Дон покачал головой.
— Совсем наоборот. Ты показалась мне такой красивой, что у меня перехватило дух... Я просто испугался тебя.
Они снова посмеялись.
— Не похоже, что ты такой застенчивый,— сказала Нэнси.— А если по правде?
— По правде, никогда не страдал особой стеснительностью. Но с тобой... Не знаю... Хотел сегодня... сейчас, за обедом, стать посмелей, только опять не получается. Думал кое-что сказать тебе...
Нэнси было весьма любопытно узнать, что именно, но она не стала настаивать, видя, что и в самом деле Дон несколько взволнован и напряжен.
Обед, состоявший из смеси самых различных морских блюд, в основном жареных на рашпере— grigliata misti,— был великолепен, а десерт и того лучше: земляничный торт со сливками — объедение! Нэнси заметила со смехом, что подобные сладости повергли бы ее подружку Бесс Марвин из Ривер-Хайтса в состояние, близкое к обмороку. Хотя той с ее фигурой и не очень следовало бы увлекаться тортами...
Они болтали о разных малозначительных вещах, вспомнили и о бале-маскараде, который должен был состояться завтра вечером во дворце Фальконе. Прямо как в опере Верди!
Дон сказал немного смущенно:
— Я тоже собираюсь на этот бал. Чем не займешься от скуки, хотя время сейчас для этого вроде не совсем подходящее. Но в семье маркиза такая традиция. А против традиций не попрешь, правда?
Нэнси согласилась. Дон продолжил с еще большим смущением:
— Я надумал нарядиться знаешь кем? По-итальянски их называют «браво». Это бандиты, наемные убийцы. Конечно, я говорю о старых временах и о старинных нарядах. Сейчас эти люди носят джинсы, «адидасы» и все такое... Если захочешь тоже во что-то одеться, я тебе дам адрес одной лавчонки — у них всякого такого барахла навалом, и недорого...
Нэнси вернулась во дворец в куда лучшем настроении, чем когда отправлялась на эту прогулку.
Отца она обнаружила в гостиной. Тот наслаждался звуками сонаты Шопена, которую играла на рояле светловолосая Катрина ван Хольст, и выражение его лица — если, конечно, оно не относилось к музыке — заставило дочь подумать с тайной улыбкой: о Боже, неужели у отца это зашло так далеко?..
Катрина закончила пассаж, и мистер Дру сказал:
— Наконец-то! Мы скучали без тебя за обедом, дорогая.
— Думаю, что Нэнси и Дон если . и обедали где-то, то не особенно скучали,— заметила не без юмора Катрина, и Нэнси, опять же внутренне, согласилась с ней.
Тара Иган была уже в их общей комнате и поджидала Нэнси. Ее настроение представляло резкий контраст с настроением подруги. Нэнси удалось узнать, что они с Джанни тоже поели в каком-то захудалом кафе, но он был малоразговорчив, мрачен, даже не вполне вежлив, и вообще Тара очень обижена.
— Тебя я тоже не понимаю, Нэнси,— сказала она жалобным тоном.— Если ты влюблена в Джанни, так и скажи, зачем голову морочить?
Нэнси немного разозлили эти слова, но в еще большей степени ей было жаль подругу; а еще ее удивляло, как та не видит, что сама Нэнси делает все для того, чтобы избавиться от домогательств Джанни. Поэтому она ответила вполне искренне и по возможности мягко:
— Совсем нет, Тара. Клянусь тебе! С чего ты взяла?
— Тогда зачем ты пошла с нами? И почему окончательно не дашь ему понять, что он тебе не нужен?
Ну что тут ответить этой несчастной, уязвленной в своих нежных чувствах девушке? Как объяснить, что не так уж просто ни с того ни с сего отвернуться от человека, даже не слишком симпатичного тебе, даже если его поведение кажется подозрительным. Она же все-таки прирожденный детектив, человек, чье предназначение наблюдать и изучать действия и тайные помыслы других и делать на этом основании выводы и заключения, которые могли бы привести к разгадке многих тайн, многих совершенных или еще готовящихся преступлений.
Нэнси попыталась произнести еще несколько слов в утешение, но, видя, что те не возымели должного действия, пожала плечами и закончила так:
— Что ж, извини, Тара. Очень сожалею и с этой минуты не стану ни во что вмешиваться. Обещаю тебе... Хотя продолжаю беспокоиться...
По прошествии некоторого времени Тара почти совсем оттаяла и готова была примириться, а возможно, даже попросить прощения, но Нэнси, уставшая за день, довольно быстро уснула.
Однако долго поспать ей не удалось: разбудил пронзительный крик. Она приподнялась на постели, ничего еще со сна не понимая, не отдавая себе отчета: сон это или явь.
Сквозь высокие задрапированные окна пробивался лунный свет. Его было немного, но вполне Достаточно, чтобы увидеть посреди комнаты какую-то темную фигуру.
Нэнси замерла от ужаса. Ее рука непроизвольно потянулась к настольной лампе, зажгла ее. Это был ночник, и в комнате не стало намного светлее.
Фигура в капюшоне, натянутом на голову, продолжала приближаться к кровати Тары, но, увидев, Что зажегся свет, резко повернулась в сторону Нэнси.
Теперь настал черед вскрикнуть Нэнси: расширенными от ужаса глазами она увидела страшное, похожее на череп, лицо под капюшоном!


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:32 | Сообщение # 10
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ИСТОРИЯ С ПРИВИДЕНИЕМ
Нэнси понимала разумом, что надо бы выскочить из кровати и кинуться к вошедшему, чтобы понять хотя бы, кто или что это... Но вся она была скована страхом и не могла сдвинуться с места.
Тара закричала во второй раз, и тогда призрак, или кто это был, направился к двери. Он задержался у выхода, устремив взгляд в глубь комнаты, словно раздумывая, следует ли такому эфемерному существу, как он, подчиняться человеку, созданному из плоти и крови, и потом с явной неохотой выскользнул в коридор и затворил за собой дверь.
Нэнси к этому времени уже нашла в себе силы соскочить с кровати. Она бросилась к дверям, но была остановлена истерическим криком Тары:
— О Боже! Нэнси! Не надо!.. Не оставляй меня! Нэнси! Я не могу!..
Тара громко рыдала, и Нэнси поспешила утешить подругу. Она обняла ее, приговаривая:
— Ну, ну, перестань... Успокойся. Все прошло... Кто бы это ни был, он ушел. Его больше нет...
— Но кто?! Кто это был?.. Ты видела его лицо?
— Да... Ты тоже? Лучше бы не видеть. Такое долго не забудешь.
Если последние слова прозвучали немного юмористически, в том не было вины Нэнси: о юморе она в эти минуты и не помышляла.
Тара все не могла успокоиться, что было вполне естественно.
— Как страшно... Как было жутко,— продолжала говорить она, вся содрогаясь.— Я проснулась, а оно подходит ко мне... Подходит... Ближе. Потом луна на секунду осветила лицо... Ой!.. А это череп... Настоящий череп... Я не могу... Что делать?.. Нэнси! Надо что-то делать!
Нэнси и сама лихорадочно думала об этом. Видя, что Тара немного успокоилась, она кинулась к Двери, открыла ее.
— Будь осторожна, Нэнси!.. Я... Я боюсь...— крикнула ей вслед Тара.— Я не пойду с тобой.
Рыдания снова вырвались у нее из горла, она беспомощно поникла на постели.
«Пускай остается,— успела подумать о ней Нэнси, выглядывая в коридор.— Бедняжке хватает своих несчастий... Смерть отца да еще эта нахлынувшая внезапно, как средиземноморский ветер сирокко, любовь... Но, увы, безответная...» Коридор был в полутьме. Его освещала лишь одна лампа в галерее, откуда шла лестница на первый этаж. Конечно, нигде не было ни малейших признаков присутствия таинственного ночного существа. Но ведь оно посетило их! Оно было в природе!..
А сейчас его нет. Все кругом спокойно, все тихо. И закрадывается мысль, что им обеим, ей и Таре, привиделось то, чего не было; что и ту, и другую посетили галлюцинации, что это просто обман зрения, результат минутного психического расстройства — из-за общей напряженности обстановки, от усталости, а может быть, виной всему влажный, сырой воздух, необычность самого города, словно выросшего из воды. Как в сказке... I Вот и чудятся им сказочные существа — призраки, привидения, бродячие скелеты...
Нэнси содрогнулась. Но ведь все-таки это было... Было...
В коридоре по-прежнему пустынно. Их криков никто не услышал, все мирно спали.
Она вернулась в комнату. Тара, съежившись, сидела на постели. Она подняла на Нэнси заплаканные испуганные глаза.
— Что будем делать? Ты никого больше не видела?
— Нет. Думаю, не стоит никого будить: прислуге мы ничего не сможем объяснить на нашем итальянском... Остальным тоже... Ведь никого нет. Где искать? Дворец огромный. Если на нас нашло какое-то затмение, кто нам теперь поможет? Если же это чья-то идиотская шутка — тоже слишком поздно... И странно, почему никто, кроме нас, ничего не видел и не слышал?.. Хотя бы Доменик... В общем, подождем до завтра. Утро вечера мудренее.
Они уже немного успокоились, глаза у них слипались, и, поговорив еще совсем недолго, обе уснули.
Когда наутро горничная принесла им кофе и улочки, Тара пыталась выяснить у нее, посещают дворец привидения, и если да, то как часто, но женщина ничего не поняла и, широко улыбаясь, ушла.
Девушки уже умылись и оделись, когда снова раздался стук в дверь. Это был дворецкий Доменик.
— Насколько я мог понять,— заговорил он ворчливым, недовольным тоном,— вы жаловались горничной на кого-то, кто приходил ночью. Уж не привидение ли? Говорят, что они посещают иногда женщин или девушек...
— Вот оно и посетило нас,— сказала Нэнси.
Доменик криво ухмыльнулся. Тара стала рассказывать ему, как она проснулась вдруг и увидела... Но Нэнси остановила ее и сказала, обращаясь к Доменику:
— Мы говорим не обязательно о привидении, не думайте так. Мы говорим о странной и страшной человеческой фигуре, которая появилась вчера в этой комнате... Прямо вот здесь. Понимаете?
Она произносила слова медленно, почти по складам — ей казалось, что так ему будет легче ее понять, если он вообще хочет понять и не притворяется, что так уж плохо знает английский. У Нэнси было подозрение, что знает он его куда лучше, чем делает вид.
— Si, si, синьорина,— сказал Доменик, нетерпеливо кивая головой.— Итак, вы говорите, что видели привидение. Что я могу вам ответить?— Он пожал костлявыми плечами.— Палаццо дель Фальконе очень, очень старое. Много женщин не Раз говорили, что видели здесь что-то такое, когда было темно. Кто-то говорил и про голову смерти, какую увидели вы и вот эта девушка.— Он показал на Тару.— Может, это правда, может, нет... Может, одно лишь воображение... Кто знает?
Дворецкий продолжал бормотать еще что-то, но перешел уже целиком на итальянский, девушки не понимали ни слова и полностью оставили надежду что-либо ему объяснить или выяснить у него.
По пути вниз, в столовую, они встретились с маркизом Фальконе. К тому времени Нэнси почти потеряла уверенность в реальности того, что им привиделось ночью, а потому не стала ничего рассказывать маркизу, а просто спросила:
— Скажите, в вашем дворце есть привидения?
Тот был несколько ошарашен вопросом, однако проявил интерес, и тогда девушки наперебой начали описывать ему, что они видели ночью у себя в комнате и как пытались поведать обо всем Доменику, но безуспешно.
Маркиз внимательно выслушал их сбивчивый рассказ и затем сказал со своей всегдашней вежливой улыбкой:
— Да, да, привидение. Понимаю. Доменик не успел ничего больше сообщить вам? Существует старинное семейное предание...
— Насчет привидения?!— воскликнула Тара,— Ой, расскажите, пожалуйста!
С той же легкой улыбкой маркиз начал рассказывать.
Много веков тому назад одного из членов семейства Фальконе обвинили в заговоре против дожа — выборного главы Венецианской «безмятежной» республики. Зловещий «Совет Десяти», под чьим контролем находилась тайная полиция города, приговорил его к смертной казни.
Больше об этом никому ничего не известно. Ходили разные слухи: по одним — он был задушен городским палачом, по другим — скрывался весь остаток жизни здесь, во дворце, сначала в обличье обыкновенного человека, а потом превратился в привидение и вместо лица у него была маска смерти.
Тара содрогнулась.
— Вы хотите сказать, что как раз его мы видели этой ночью?
— Нет, нет, что вы, дорогая! Я только рассказываю старинную легенду. Что касается ваших ночных страхов, то я, поверьте, глубоко сожалею, что древние стены моего дворца навеяли вам такие видения. Если вас это может хоть как-то успокоить, хочу заверить, что мой беспокойный предок или его дух никогда еще не причинили никаких неудобств ни одному из владельцев этого места или их гостям.
Последним словам маркиза вновь сопутствовала вежливая улыбка, ясно говорящая, что он советовал бы обеим девушкам отнестись к происшедшему с долей здоровой иронии и вообще позабыть об этом.
После завтрака Нэнси и Тара вновь отправились осматривать город — дома, каналы, музеи, не забывая, впрочем, и о магазинах. Нэнси предложила прежде всего пройти к так называемому Золотому Дому — дворцу Ка д'Оро. Она приметила его еще во время первого приезда в Венецию, и он поразил ее воображение.
— По-моему, это самый красивый из всех дворцов, стоящих на Большом канале,— говорила °на Таре.— В путеводителе сказано, что он построен для юных новобрачных и когда-то был весь покрыт настоящим золотом.
— Ух ты!— воскликнула Тара.— Кое у кого, видно, водились деньжата...
Они увидели его сначала с воды, и дворец показался им легким и воздушным, как мечта,— его ТРИ этажа с изящными колоннами и кружевными арками словно парили над землей.
Сойдя на берег, девушки подошли к дворцу с суши, миновали площадь с бассейном из розового мрамора и по каменной лестнице вошли внутрь.
Сейчас тут был музей, и они ходили по его залам, расставаясь и сходясь вновь; каждая из них разыскивала и смотрела то, что ей казалось интересней.
Нэнси хотелось увидеть картины Тициана, и особенно одну, указанную в путеводителе, о которой говорилось, что особое внимание в ней следует обратить на цвет волос у женщины — золотисто-рыжеватый, присущий только кисти Тициана. Нэнси нередко слышала от людей, что у нее самой «тициановские» волосы, потому она довольно долго вглядывалась в картину, восхищаясь, впрочем, не только цветом волос, но и вообще всей гаммой красок этого художника, главы венецианской школы Высокого Возрождения, прославившегося своим «открытым мазком и мощным звучанием цвета». Нэнси была вполне согласна с таким определением путеводителя.
Картина, на которую сейчас смотрела Нэнси, представляла собой откровенный портрет Венеры — какой хотел ее видеть художник,— богини любви и красоты, обнаженное тело которой было украшено нитями жемчуга... Какое искусство! Как прекрасно и величественно! Нэнси уже забыла о сходстве волос и не могла отвести глаз от картины в целом.
— Волосы почти как у тебя. А? Разве нет?— услышала она позади себя чуть насмешливый мужской голос и вздрогнула от неожиданности.
Неожиданности тем более неприятной, что человеком, нарушившим чувство ее восхищения от картины, был не кто иной, как Джанни Спинелли собственной персоной.
— Что вы здесь делаете?—не совсем уместно задала она вопрос холодным и раздраженным тоном.
— То же, что и ты, дорогая,— ответил он с усмешкой.— Любуюсь картинами. Разве это запрещено?
— Пожалуйста, оставьте меня в покое,— сказала Нэнси решительно.— Вы действуете совсем как в каком-нибудь дурацком кинобоевике. Преследуете меня повсюду.
— Кино меня не интересует,— сказал он.— Я забываю о нем, когда вижу вас... Здесь, не на экране!
Нэнси испытывала одновременно злость и беспомощность. Последнее — особенно после того, как снова его увидела, и не могла не признаться самой себе, что он очень привлекателен со своими кудрявыми темными волосами, правильными чертами лица, мускулистой грацией тела. С него бы тоже писать картину и вывешивать в этом зале! Прямо Аполлон Бельведерский!
Похоже, Джанни почти буквально прочитал ее мысли. Во всяком случае, он уверенно улыбнулся и сделал еще шаг по направлению к ней.
«Как все это неприятно,— думала Нэнси.— Выходит, он специально следил и подошел, только когда отошла Тара. А что, если она войдет сейчас сюда и увидит нас? Наверняка подумает, что мы назначили друг другу свидание. И это после того, она вчера устроила почти настоящую ревности... Ох, как нехорошо получается!»
— Уходите, пожалуйста!— громко произнесла Нэнси.
Вместо этого он подошел еще ближе. Она почувствовала запах его тела, запах одеколона, которым он пользуется после бритья. У нее слегка закружилась голова, ее охватила слабость...
Внезапно он обнял ее и поцеловал! Нэнси была так потрясена, что потеряла всякую способность сопротивляться. Кроме того,— чего уж тут говорить?— ей было совсем не противно ощутить его теплые губы на своих губах.
Но ярость и негодование не замедлили взыграть в ней. Она вырвалась из объятий и сильно ударила его по лицу. Щеки ее горели, глаза неистово сверкали.
— Оставьте меня в покое,— процедила она сквозь зубы,— или я позову служащего! Хотя мне неприятно это делать.
В противоположность ей Джанни был бледен как смерть. Если не считать следа от ее руки, оставшегося у него на левой щеке.
— Что, уже втрескалась в своего американского недоумка с фабрики?!— с дикой злобой сказал он.— Ладно...
Он резко повернулся и пошел к выходу из зала. Нэнси осталась где стояла. Ее била дрожь.
К счастью, она почти уже успокоилась к тому времени, когда появилась Тара. Но встреча с Джанни испортила ей надолго настроение и выбила из колеи; она уже не получала того удовольствия, какое могла бы, от дальнейшего хождения по залам.
После музея девушки отправились к мосту Риальто, знаменитому крытому мосту через Большой канал, сплошь облепленному двухарочными магазинчиками. Здесь можно было купить абсолютно все — все было перед вашими глазами: драгоценности, ткани, всевозможная посуда, белье, обувь, полотно. Только были бы деньги и умение торговаться!.. Тара не могла пройти мимо блузки в деревенском стиле с веселой вышивкой; Нэнси купила пару гладких кожаных перчаток для Ханны Груин и показавшийся ей элегантным шелковый галстук для отца. Пускай покрасуется перед хорошенькой голландкой.
Они уже спускались по мраморным ступеням на восточной оконечности моста, когда Нэнси показалось, что кто-то потянул ее за сумку, висевшую через плечо. Она обернулась, но что можно было разобрать в этом людском рое? То ли ее задели случайно, то ли кто-то вознамерился стащить у нее что-то, то ли вообще это ложная тревога или, наоборот, желание обратить на себя ее взоры?..
Она недолго пребывала в сомнении. Оно тут же рассеялось, и Нэнси поняла, что толчок не был случайным.
Потому что из кармашка сумки торчал листок бумаги!


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:32 | Сообщение # 11
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ВСТРЕЧА С ОПАСНОСТЬЮ
Сердце Нэнси усиленно забилось — что-то продолжается!.. Но она сдержала себя и не сразу взяла и прочитала записку, а сделала это только тогда, когда Тара в очередной раз увлеклась рассматриванием каких-то витрин и прилавков.
Вот что было написано шариковой ручкой и (торопливым почерком на листке бумаги, который развернула Нэнси:
«Ждите меня на Пъяцетте в 6.00 вечера под Крылатым Львом.
Друг Р.»
В конце записки был нарисован ромб или, может быть, это было изображение масти—«бубны»— в игральных картах.
— Что-нибудь случилось?—спросила Тара, почувствовав, видимо, какую-то перемену в состоянии Нэнси.
— Расскажу немного позже. Ничего особенного.— Нэнси постаралась улыбнуться как можно спокойней.— Ну как? Мы уже созрели для ленча?
— Умираю от голода!
— Давай искать место, где приземлимся.
Оставив мост Риальто позади, они пошли вдоль по Мерчериа, главной торговой улице города, где по обеим сторонам было великое множество всевозможных лавочек, цепь которых прерывалась чуть меньшим количеством ресторанов, тратторий, кафе и гриль-баров.
Девушки выбрали кафе-террасу на открытом воздухе и уселись за столик под огромным полосатым зонтом. Нэнси думала вначале ограничиться скромным салатом, но не устояла перед соблазнительно выглядящим ароматным саппеош, блюдом из трубчатых макарон, которое заказала Тара. Закончили они трапезу лимонным щербетом под шоколадным соусом, после чего почувствовали, что немного пресытились.
— Ух,— произнесла Тара,— я бы могла так просидеть до вечера. А потом еще разок съесть то же самое.
— И я,— сказала Нэнси.— Но не забывай, мы ведь хотели взять напрокат маскарадные костюмы. У меня адрес этого магазина. Дон Мэдисон дал мне... Это где-то здесь, на Мерчериа. Я записала, сейчас поищу.
— Ой, верно, чуть не забыла!— воскликнула Тара.— Столько сразу навалилось впечатлений... всего... А еще ты мне хотела что-то сказать, когда шли сюда: почему у тебя такой озабоченный вид? И в руке был какой-то листок.
— Ты права, Тара. Вот, смотри.
Нэнси протянула ей записку, найденную в кармане сумки. Тара прочла ее и с недоумением воззрилась на подругу.
— Ничего не понимаю! Что все это значит?
— Кто-то подсунул ее. А для чего и зачем, я знаю так же, как ты.
— Страшно немного,— проговорила Тара, испуганно озираясь.— Ты пойдешь?.. Или мы вместе?.. А что может значить это «друг Р.»?
— Ты ухватила главное. «Р», мне кажется, может означать фамилию «Ринальди»... Или... или имя твоего отца—«Рольф».
Лицо Тары застыло в напряжении.
— Ой, Нэнси,— прошептала она потом,— ты думаешь, это может быть?.. Такое?.. Нэнси медленно пожала плечами.
— Есть только один способ выяснить.
— Ты имеешь в виду, что надо пойти?
— А как же иначе узнать?
— Но ведь это может быть опасно! Разве нет?.. Подумай сама: моего отца застрелили или утопили, другого человека похитили... Сплошной ужас!.. А что, если кто-то посчитает, что ты стоишь у них на пути, потому что хочешь раскрыть все эти преступления? Что тогда?
Эти же мысли приходили и к Нэнси, особенно когда она вспоминала неприятное происшествие при посадке на борт парохода на пристани острова Мурано. Разумеется, то могла быть простая случайность — кто-то, чересчур нервный или просто малость озверевший, рванул на борт... Но ведь, кроме этого, было еще несколько странных и подозрительных происшествий: появление белой раковины, привидение, какая-то слежка... Или все это тоже казалось ей?
Несмотря на явное ощущение надвигающейся опасности, Нэнси попыталась все же успокоить Тару, а заодно и саму себя. Она сказала:
— Не будем понапрасну беспокоиться. Площадь Святого Марка — одно из самых оживленных мест в Венеции. В любое время суток там полно туристов. Неужели кто-нибудь осмелится причинить мне вред на глазах у сотен людей? Не может быть такого!.. А теперь пошли выбирать маскарадные костюмы. Не каждый день случается принять Участие в бале-маскараде, да еще в Венеции!
Костюмерная лавка находилась дальше по улице Мерчериа. Ее витрина была увешана одеждами чуть не всех народов и времен, а также разнообразными масками, полумасками, накладными носами и рожами, декоративными шпагами, саблями, палашами.
Девушки стояли, разглядывая всю эту разноцветную, пеструю мишуру, когда услышали сзади себя знакомый голос:
— Добрый день, синьорины!
И голос этот вызвал у Нэнси прилив раздражения и недовольства, а у Тары — радость и ликование. Потому что принадлежал он красавцу Джанни.
Нэнси не могла никак уразуметь, как осмелился он снова заявиться после того, что произошло несколько часов назад в музее Ка д'Оро! Тара же сразу вступила с ним в оживленный разговор, начала спрашивать совета, какой наряд выбрать для маскарада, который, сказала она ему, состоится сегодня вечером во дворце у маркиза Фальконе. Еще немного, и она пригласила бы его во дворец.
— Я зайду с вами в лавку,— предложил Джанни,— и помогу объясниться с хозяином, если он не говорит по-английски.
— Чудесно! — воскликнула Тара. — Правда, Нэнси?
Той оставалось лишь выразить молчаливое согласие, но, к ее удовлетворению, владелец магазина вполне сносно изъяснялся по-английски, и она могла не прибегать к услугам Джанни, хотя тот то и дело влезал в разговор и подавал советы, которым Тара была несказанно рада.
Пухлый усатый человечек, хозяин костюмерной лавки, услыхав имя Дона Мэдисона, показал им костюм, который тот выбрал: шляпа с плюмажем, камзол, плащ, шпага — одежда молодого забияки благородных кровей из восемнадцатого века.
— Типичный дуэлянт тех времен, верно?— весело сказал хозяин.— Один вид его шпаги пронзит любое женское сердце!
И он засмеялся, очень довольный своим юмором.
После долгих обсуждений и бесчисленных примерок Тара выбрала наряд средневековой принцессы, Нэнси остановилась на одеждах восточной танцовщицы. Они заплатили, и хозяин упаковал костюмы и сказал, что пришлет их прямо во дворец вместе с костюмом Дона.
Когда они вышли из лавки, Джанни извинился и сказал, что должен их покинуть. Он добавил, что получил срочное задание как репортер одной газеты. Нэнси заметила у него в кармане небольшую фотокамеру и решила, что, скорее всего, он из тех настырных молодых людей, которые называют себя журналистами, а на самом деле фотографируют, хотят того люди или не хотят, различные церемонии — от свадеб до похорон — и потом пытаются всучить снимки участникам. Конечно, за немалую плату.
Она была так благодарна ему за то, что он наконец ушел, и чувствовала такое облегчение, что выкинула из головы все прочие мысли о нем, хотя, возможно, о многом в его поведении стоило бы призадуматься.
Время неумолимо бежало вперед, было уже далеко за полдень, и теперь они отправились в южный конец улицы Мерчериа, туда, где находилась всемирно известная площадь Святого Марка — Пьяцца Сан-Марко, которую Наполеон окрестил однажды «гостиной Европы». С трех сторон площадь была окаймлена аркадами — рядами арок с магазинами и ресторанчиками, на четвертой стороне высилась базилика Святого Марка.
Как обычно, огромная площадь была внизу заполнена людьми, а вверху ее венчала высоченная колокольня, над которой летали тучи голубей. Еще больше их прохаживалось вперевалку по выложенной мозаикой мостовой.
Нэнси решила сразу, что эта базилика со своими пятью огромными куполами в восточном стиле пожалуй, самая величественная и диковинная церковь из всех, которые она когда-либо видела. Над ее входом взметнулась на дыбы четверка великолепных бронзовых коней, увезенная когда-то в качестве военной добычи при разграблении Константинополя. А внутри базилика словно купалась в золотом блеске византийской мозаики, которой были украшены своды куполов. Покрытый золотом алтарь был унизан драгоценными камнями.
С одного из углов площади Святого Марка можно было пройти на меньших размеров площадь — Пьяцетту, она вела к набережной, где располагался Дворец дожей, облицованный розовым мрамором. Девушки прошли туда, но у них оставалось меньше часа для того, чтобы осмотреть его великолепные залы и предметы искусства, собранные там,— ведь в шесть вечера Нэнси будет ждать кто-то неизвестный на Пьяцетте, под статуей Крылатого Льва.
Было уже без четверти шесть, когда они вышли из музея. Нэнси решила, что непременно еще раз вернется сюда и посмотрит все как следует, без спешки и волнения.
Тара обеспокоенно спросила ее:
— Ой, Нэнси! Может, не пойдешь на эту встречу? Я так боюсь.
— Пойду,— решительно ответила та, тряхнув своими «тициановскими» волосами.— Я должна сделать это. А ты поезжай прямо во дворец и скажи моему отцу, что я ненадолго задержалась и скоро буду...
Две высокие колонны обрамляли путь на пристань. На одной стояла статуя Святого Теодора, покровителя Венеции, на другой — Крылатый Лев Святого Марка.
Нэнси прошла с Тарой на причал, убедилась, что та села в такси и отправилась вдоль канала. Сама же она расположилась у круглого подножия львиной статуи и стала ждать. Отсюда открывался чудесный вид на бухту, и можно было видеть место, где Большой канал впадает в лагуну.
Конечно, Нэнси не знала, с какой стороны появится тот, кто назначил ей встречу, а потому зорко оглядывала всю небольшую площадь. Минуты шли. Вскоре она услыхала, как огромные часы на одной из башен пробили шесть раз.
Снова Нэнси окинула взглядом площадь, и пульс ее забился чаще, когда она увидела направлявшегося к ней коренастого мужчину в одежде защитного цвета. У него было загорелое лицо, в шрамах, а губы слегка приоткрыты в улыбке, которая означала, что он узнал ее. И Нэнси поняла: он тот самый, кого она ждет... Что же он ей сейчас откроет?..
Но вдруг выражение его лица резко изменилось, как бы застыло. Улыбка сменилась злобным оскалом.
Не говоря ни слова, он повернулся и поспешил прочь.


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:32 | Сообщение # 12
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ТАЙНЫЙ ОБЫСК
В полном расстройстве Нэнси поднялась на ноги. Ведь этот человек направлялся к ней — совершенно точно! Но потом что-то напугало его, заставило мгновенно изменить решение... Что же произошло?
Не было никакого смысла пытаться пойти за ним, догнать. Он смешался с толпой, и его уж не найти. Кроме того, преследование могло бы утвердить его в мысли, что ему готовят или готовили заранее какую-то ловушку.
Другая фигура привлекла ее внимание, более знакомая, чем первая,— фигура темноволосого привлекательного молодого человека.
Джанни Спинелли! Опять он! Да что же это такое? Сколько еще будет ее преследовать этот тип?! Он приближался развязной походкой, с обычной своей насмешливой улыбочкой на губах.
Внезапно Нэнси осенило: вот кто был причиной того, что тот человек не захотел с ней встретиться! Подойти к ней!.. Ухмыляющийся бесцеремонный идиот! Всюду он сует свой нос! А сейчас испортил, может быть, последний шанс как-то разобраться во всей этой загадочной истории, подобрать к ней хотя бы маленький ключик!..
— Опять вы меня преследуете? Когда это кончится?— крикнула она.— Мне просто надоело!
— Дорогая,— сказал он, ничуть не смущаясь.— Почему вы со мной так разговариваете? Как вам не стыдно?
Опять он насмехался над ней — это было ясно как день, а может, и в самом деле искренне не понимал всей нелепости своего поведения... Нет, каков кретин! Что с ним разговаривать!
Она сжала зубы, чтобы ненароком не проронить хотя бы одно слово, и, мимо его протянутой к ней руки, ринулась к берегу канала. Через минуту она уже сидела в речном такси, увозящем ее к дому маркиза Фальконе.
Ей удалось почти сразу выбросить из головы настырного красавца, и она принялась думать о человеке, с которым не пришлось встретиться и поговорить по милости этого нахала.
И вот что внезапно пришло ей на ум: что-то в этом человеке было странно знакомо. Только что же?.. Конечно, не лицо. Лица она никогда раньше не видела, потому что обязательно запомнила бы его: смуглое, со шрамом через всю щеку, оно было таким, что забыть трудно. Тем более у Нэнси была особенно хорошая память на лица — она специально ее тренировала и развивала... Но вот фигуру этого человека она определенно видела раньше. Именно фигуру... В ее памяти закрутились какие-то колесики, зазвенели звонки...
Минутку... Что-то начало всплывать на поверхность... Ближе... Еще ближе... Внезапно она вспомнила!
Фигура в полутьме узкого переулка на другой стороне канала, когда они с Тарой и Джанни выходили из дома Анджелы Спинелли! Конечно, она не могла видеть ничего, кроме общих очертаний, но была сейчас почти уверена, что именно тот самый человек подходил к ней только что возле статуи Крылатого Льва... Не напрасно же она столько тренировалась в запоминании не только внешних черт людей, но и походки, и каких-то других отличительных признаков.
«Да, это точно тот самый человек»,— решила Нэнси. Но что из этого следовало, она пока еще не знала и даже не могла решиться на какие-то предположения...
Расплатившись с лодочником, она вбежала по лестнице к главному входу и приятно удивилась, увидев, что дверь открыта и Доменик встречает ее.
— Синьорина Иган уже приехала?—первым Делом спросила Нэнси и успокоилась, услышав утвердительный ответ.
Она поднялась в их комнату, взглянув по дороге на часы и подумав, что хорошо бы уже доставили маскарадные костюмы.
Открыв дверь, она замерла на пороге в изумлении и растерянности... Что случилось?!
В комнате все было перевернуто вверх дном!
Ящики старинного комода, куда горничная уложила их вещи, вывернуты, одежда разбросана. Даже платья сдернуты с вешалок. Полный разгром!
Тара сидела, скорчившись, в кресле, бледная и испуганная.
— Привет,— сказала Нэнси, изображая бодрый тон.— Что случилось? Кража? Обыск?
— Откуда мне знать?—жалобным голосом ответила Тара.— Я застала это, когда пришла. Господи, что же происходит?!
— Ты говорила кому-нибудь?— спокойно спросила Нэнси.
— Еще нет. Я так напугалась и расстроилась... просто не знала, что делать... Я и складывать ничего не стала, как видишь. Подумала, может быть, так легче обнаружить какие-нибудь следы.
— А костюмы для маскарада? Их принесли?
— Я и забыла про них. Да, вон они,— Тара показала на две картонные коробки, лежащие на кровати.— Они стояли в нижнем холле, когда я пришла, и я захватила их с собой.
Нэнси положила свои покупки на свободный стул и присела, чтобы собраться с мыслями. Тара тем временем говорила о каких-то возможных свидетельствах, которые могли оставить те или тот, кто здесь побывал в их отсутствие, но Нэнси ничего не увидела, даже когда со вздохом снова поднялась и начала ходить по комнате в поисках каких-либо улик... Их не было. Оставалось только собираться с мыслями и думать, думать... Вспоминать... Сопоставлять... Анализировать...
Для чего кто-то мог обыскивать комнату? Что искал? Что хотел найти? Что у них с Тарой могло заинтересовать его? Деньги? Драгоценности?.. Смешно!.. Но что же тогда?
— Ты проверяла свои вещи, Тара?— на всякий случай спросила она.— Что-нибудь пропало? Тара покачала головой.
— Насколько я могу судить — ничего.
— Деньги? Что-нибудь ценное?
— Деньги у меня в основном в чеках, да и сколько их... Но они все в моей сумке, которая была со мной. Колечко и часы тоже. Что еще?
— Что-нибудь принадлежащее твоему отцу?
Или каким-то образом имеющее к нему отношение?
Тара немного испуганно посмотрела на нее.
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Если какие-то документы, то я не привезла сюда ничего отцовского... Да их у нас, наверное, и нет. Какие?.. Вот только передник, который мне подарила Анджела,— добавила она с беспомощной улыбкой.
— Он здесь? Ты видела его?
— Да, вон в том перевернутом ящике...
Нэнси медленно подошла к окну, раздвинула шторы, задумчиво уставилась на открывшийся перед ней Большой канал... Тот, кто переворошил их вещи, был твердо уверен, что у них имеется что-то очень важное для него. Это несомненно. Иначе для чего рисковать? Но что? Что он искал?..
«...А теперь подумаем о так называемом призраке,— сказала себе самой Нэнси.— Что искал он? Ведь не просто так, в гости, наведался он прошедшей ночью! Тоже хотел что-то найти... Обнаружить... Может быть, это он вторично заглянул сюда в их отсутствие? И, как видно, страшно торопился — иначе зачем было устраивать такой кавардак? Если, конечно, не со злости или для пущего эффекта. А может, просто опасался, что его узнает тот, кто может вот-вот появиться? Горничная или кто-то еще из прислуги?..»
Это напомнило Нэнси о том, что произошло только что с «другом Р.», который поспешил скрыться — если ее предположение, конечно, правильно,— лишь завидев приближающегося Джанни Спинелли.
Внезапно еще одна мысль четко вырисовалась в ее мозгу. Она вспомнила, как посетивший их призрак, прежде чем выйти из комнаты (что он не так уж и торопился сделать), задержался там и остановил взгляд — по крайней мере, ей так показалось— на чем-то в глубине комнаты... Впрочем, что тут такого? Но сейчас ей казалось, это было не случайно: он что-то увидел при свете зажженной ею настольной лампы.
Что это могло быть?
Нэнси быстро подошла к двери, пытаясь поставить себя на место «призрака».
— Что с тобой?— испуганно спросила Тара.
— Ничего. Просто провожу следственный эксперимент. Подожди...
«Значит, так,— продолжала она разговаривать сама с собой.— Он, кажется, повернул голову в эту сторону... Так... Получается, его взгляд был направлен на тот туалетный столик, и, возможно, что-то на нем привлекло его внимание...
Что именно?»
Там сверкало всеми красками радуги стеклянное пресс-папье, которое она купила в подарок своей тетушке Элоизе для ее коллекции. Помимо пресс-папье, на столике стояли туалетные принадлежности обеих девушек, которые, безусловно, не представляли вообще никакого интереса.
Значит, если пришельца и заинтересовало что-то, находящееся там, это могло быть только пресс-папье... Ну, и что из этого?..
Видя, с каким напряжением наблюдает за ней Тара, Нэнси не могла не поделиться с подругой своими мыслями, но убедилась, что та еще меньше, чем она сама, понимает, какие из всего этого могут следовать выводы и заключения.
— Разве оно такое дорогое?—спросила Тара.
— Не думаю,— ответила Нэнси со смехом.— Иначе я вряд ли купила бы его...
«Если мои заключения правильны,— подумала она,— то единственный вывод, какой можно сделать: призрак и тот, кто рылся недавно в их комнате, не одно и то же существо. В противном случае стеклянное пресс-папье не стояло бы там, где оно стоит».
Не отдавая себе полностью отчета, зачем она это делает, Нэнси схватила эту вещь и спрятала, после короткого раздумья, в носок своих спортивных туфель, снова вызвав недоумение Тары.
Как ни странно, Нэнси почувствовала себя намного спокойней после произведенной работы мысли и некоторых действий, сопряженных с этим. Посмотрев на часы, она воскликнула:
— Ох, уже восьмой час! Нужно одеваться к маскараду.
— Даже не очень хочется,— с тоской сказала Тара.— А не надо все рассказать хозяину дома?
— Сейчас ему не до того. Да и что он теперь может сделать? Подождем еще немного,— ответила Нэнси.— Постарайся хоть немного развеселиться, подружка!


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:33 | Сообщение # 13
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
БАЛ-МАСКАРАД
Двумя часами позднее девушки спустились по центральной лестнице дворца уже в маскарадных костюмах.
Тара выглядела вполне изящно и романтично в облике принцессы эпохи Возрождения; Нэнси была загадочно экзотична в наряде танцовщицы из сказок «Тысячи и одной ночи». На лицах у обеих были серебристые полумаски. Нэнси поздно сообразила и теперь пожалела, что не нашелся какой-то головной убор, с помощью которого она сумела бы скрыть свои золотисто-рыжие локоны, но делать уж было нечего. Пусть ее кто-то узнает: она не собирается ни от кого скрываться, тем более от Дона Мэдисона.
Девушек не могло не порадовать, что их появление еще на верхушке лестницы было встречено приветственным свистом и аплодисментами.
Вскоре бал-маскарад был в полном разгаре. Его яркие огни лили добавочный свет на воды Большого канала, резные порталы были широко открыты для продолжающих прибывать гостей, которые все высаживались и высаживались из подплывающих к мраморным ступеням здания гондол возле полосатых причальных столбов с фонарями.
Сразу при входе гостей встречало множество служителей в напудренных париках, предлагая с подносов всевозможные освежающие напитки. Два оркестра попеременно наполняли воздух сладчайшими звуками своих струн, а в гостиной можно было послушать средневековое трио — музыканты, одетые в камзолы, в высоких чулках, играли на лютне, арфе и гобое.
Нэнси и Тара, уже отделенные друг от друга скопищем гостей, прошли наконец в главный зал— с мраморным полом, скульптурным потолком, канделябрами на стенах,— в зал, где уже четвертый по счету музыкальный ансамбль — рок-группа — ожидал своей очереди начать выступление.
У Нэнси слегка дрогнуло сердце, когда она увидела, кто направляется к ней с выходящего в сад балкона — задрапированная в плащ фигура, в шляпе с плюмажем, со шпагой, огромная рукоятка которой зловеще блестела. Несомненно, это был Дон Мэдисон в своем костюме бандита или наемного убийцы.
Только он к ней приблизился, как ансамбль грянул рок — на свой, особый, венецианский манер. Дон молча подхватил ее, и они заскользили по мрамору пола. Нэнси охотно подчинялась своему партнеру, ощущая биение его пульса. Откровенно говоря, она не ожидала, что такой человек, как Дон, окажется изумительным танцором.
Он вел ее в танце в направлении освещенной лишь светом звезд террасы, где почти никого не было из танцующих, и, прежде чем они миновали стеклянную дверь, еще на пороге, крепко прижал Нэнси к своей груди и попытался поцеловать. И в этот самый момент у Нэнси возникло подозрение, и вот почему: ей вспомнилось, что, когда Дон удерживал ее от падения в воду с причала и прижимал к груди, ее голова и губы были куда ниже уровня его собственных, а сейчас... сейчас I почти наравне. Что же, он стал намного ниже ростом за последний день?.. Да еще в этих маскарадных сапогах с высокими каблуками!..
«Бандит» все же поцеловал ее, она ощутила запах знакомого уже мужского одеколона и в ту же секунду увидела, что из-под пестрого шейного платка, повязанного под шляпой на голову, виднеются черные волосы. Но у Дона они совершенно светлые!
Нэнси резко оттолкнула своего партнера.
— Вы не Дон!— выпалила она.— Я знаю! Вы Джанни Спинелли!
«Наемный убийца» вежливо поклонился и приподнял свою маску.
— Совершенно верно, дорогая Нэнси,— сказал он.— Вы разоблачили меня. Отдаю должное вашему таланту детектива.
Опять этот снисходительный уверенный тон, эта чуть ироническая усмешка, от которой на его Щеках появляются такие обаятельные ямочки.
Сдерживая ярость и желание снова ударить его, наказать за обман, она сказала:
— Думаете, вы самый хитроумный здесь? Как вам удалось оказаться в костюме Дона? Где он сам?
Улыбка не сходила с лица Джанни, когда он ответил:
— Все проще простого, дорогая. Я вернулся в костюмерную лавку, после того как вы ушли, и подобрал себе костюм — ковбойский, как у вашего Клинта Иствуда в его вестернах, знаешь?— Он хмыкнул.— В тех, которые навязли в зубах, как спагетти... А потом я предложил хозяину магазина, что сам доставлю костюмы по назначению, и он был рад как не знаю кто. Он ведь видел меня с вами и вполне доверился мне. Ну, я и доставил.
— И, конечно, заменили костюм Дона своим и посчитали себя великим хитрецом,— закончила за него Нэнси.
— Essatamente! Совершенно верно, сага mia! И не говори, что тебе не был приятен мой поцелуй!
И, чтобы поставить еще одну точку в своей победе, он снова схватил Нэнси в объятия и прижался губами к ее губам.
Она вырвалась из его рук и, отступив на несколько шагов, спокойно сказала:
— Если б мы не были в таком людном месте и в доме у нашего знакомого, я бы сумела ответить на ваше оскорбление. Но здесь не собираюсь устраивать сцену. Однако если вы тотчас же не уйдете, я вынуждена буду позвать служителей, и они выкинут вас отсюда как незваного и наглого гостя!
На какое-то мгновение победительная улыбка Джанни превратилась в злобную гримасу, на лице мелькнуло мстительное выражение. Но в следующую секунду оно снова сделалось привлекательным и любезным, как прежде. И, как прежде, чуть насмешливым. Он дотронулся пальцами до губ и послал Нэнси воздушный поцелуй, после чего повернулся, прошел через балкон в сад и скрылся в темноте.
Нэнси вернулась в зал. Нервы ее были на пределе: какой приставучий негодяй! Наглый и самовлюбленный!.. К своему облегчению, она приметила в толпе гостей высокого молодого человека с волосами песочного цвета, в костюме ковбоя и быстро направилась к нему.
Но что такое? Почему он так поспешно стал уходить от нее?! Может, это не Дон? Да нет же, точно, он самый! Светлые волосы из-под сомбреро, пончо на широких плечах... Но ясно, что он сознательно избегает ее. Отчего?..
Внезапно она догадалась: он наверняка видел, как она танцевала с Джанни, как они целовались... Дважды! Видел, с какой победоносной улыбкой Джанни ушел... Откуда ему знать, как было на самом деле? Издали все выглядело, как расставание влюбленных...
«Нужно немедленно догнать его и объяснить,— подумала Нэнси с непонятной ей самой тоской.— Зачем понапрасну обижать хорошего человека? Зачем ссориться не по своей вине?..»
Однако не только Дон видел ее объятия и поцелуи с Джанни! Не он один. Их видела и блондинка, одетая в наряд средневековой принцессы. И, несмотря на серебристую полумаску, не смогла скрыть горестного выражения лица, чего, в свою очередь, не могла не заметить Нэнси, когда их пути в зале снова сошлись.
— Пожалуйста, не думай то, что ты подумала, Тара,— умоляющим голосом сказала Нэнси.— Не нужен мне никакой Джанни, клянусь тебе чем хочешь! Он мне неприятен! Его приставания просто противны!
— Какая разница, даже если это правда?— с грустью отвечала Тара.— Все равно я ему ни капельки не нужна.
Она отвернулась, чтобы подруга не заметила слез, выступивших на ее глазах, и чуть не уткнулась в огромного пирата в маске, который схватил ее в объятия и весело закружил в танце под дрожащие звуки венецианского рока.
Нэнси продолжала искать Дона, и в конце концов ее поиски увенчались успехом: она увидела разобиженного ковбоя, протянувшего руку к бокалу шампанского на подносе.
— Дон, послушай,— сказала она.— Не надо все принимать так, как оно кажется с первого взгляда. Дай мне рассказать, как было на самом деле.
Он передернул плечами с безразличным видом.
— Какая разница?— повторил он слова Тары.— Я ведь видел то, что видел. Причем собственными глазами. Да и о чем разговор? Разве ты обязана извиняться и пускаться в объяснения, если кто-то тебе понравился? Или ты ему? Или вы друг другу?.. Или...
— Ты не прав!—прервала Нэнси эти сложные перечисления.— Ничего подобного! Все совсем не так! Хочу, чтобы ты выслушал меня. Почему ты...
На этот раз Дон не дал ей договорить.
— Не трать понапрасну слова. Все это не так важно!
— Нет, важно! Тебя, значит, совсем не интересует, что я хочу рассказать?
— Не очень. У меня хватает своих забот. Извини...
С бокалом в руке он отошел от нее. Нэнси осталась на месте, лицо ее под маской горело от обиды и негодования. Зачем, зачем еще ко всему тому, что произошло и происходит, эти ненужные, но такие досадные недоразумения и сцены? Она так хотела просто отвлечься немного на этом балу, потанцевать, поболтать с легкой душой, а вместо этого уже целых двое обиженных на нее, а третий так вовсе взбешен и наверняка горит желанием отомстить.
На какую-то минуту ей остро захотелось повернуться и убежать к себе в комнату, кинуться там на кровать, лицом в подушку и поплакать вволю, и высказать ей, подушке, все свои горести и печали. Но она с детства не привыкла чересчур себя жалеть, слишком предаваться своим сиюминутным настроениям и желаниям. Иначе говоря, в ней жило чувство самодисциплины, воспитанное отцом и укрепленное ею самой. А потому она расправила плечи, подавила желание прослезиться, какое бывает иногда и у прославленных детективов, и упрямо вздернула подбородок.
Несколькими минутами позже она уже весело отплясывала с китайским мандарином, под личиной которого скрывался не кто иной, как ее собственный отец.
— Давно вернулся с острова Мурано?— спросила она его.
— Около четырех. С тех пор почти все время сидел на телефоне.
— Из тебя получился шикарный китайский мандарин...
Ей не хотелось говорить сейчас с отцом о серьезных вещах — да и чем он мог помочь ей, если бы она и рассказала ему обо всем, что произошло странного и непонятного за последнее время?
Вспышка света от чьего-то фотоаппарата напомнила Нэнси, что она еще не видела здесь привлекательного голландского фоторепортера.
— А где Катрина?—спросила она.
— Должна быть на маскараде. Собиралась одеться дрезденской пастушкой с фарфоровых чашек.
— Ей, наверно, очень к лицу такой наряд,— великодушно заметила Нэнси.
Отец промолчал.
Потом они прошли в столовую, где были сервированы холодные закуски. Многие из гостей уже перекочевали туда, чтобы пополнить свои силы, истраченные за время танцев. Нэнси обратила внимание на высокого мужчину в костюме, пародийно изображавшем британского колониста,— белые парусиновые брюки, пробковый шлем, монокль... У кого видела она недавно монокль?
Оливер Джойс!.. Малоприятный гость маркиза, который совсем недавно здесь, во дворце, с таким вниманием присматривался к его достопримечательностям и, чуть ли не разинув рот, глядел на изумительное драгоценное яйцо, сотворенное самим Фаберже.
Да, несомненно, мистер Джойс! Хотя искусно сокрытый под тропическим шлемом и широкой маской. Интересно, куда он на этот раз упрятал свой револьвер? Неужели пришел без него?.. Будем надеяться, что этот малоприятный джентльмен не воспользуется своим оружием, если оно все же с ним. Хорошо бы немного последить за его поведением.
— Извини, папа,— сказала Нэнси,— я отойду ненадолго. Не скучай, скоро вернусь. Или пришлю к тебе Катрину ван Хольст.
Но, прежде чем она сумела добраться до «британского колониста», тот куда-то исчез. Кажется, его фигура мелькнула за дверьми столовой, и Нэнси поспешила туда. Однако, оказавшись в широком коридоре, она не знала, куда идти дальше,— повсюду были группы людей, сновавшие в разных направлениях, и мистер Джойс затерялся среди них.
Она направила свои шаги в главный зал, заглядывая по пути во все комнаты, но «колониста» и след простыл.
Внезапно она почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее плечу.
— Извините, мисс Дру...— услыхала она. Нэнси резко повернулась. Говоривший был в костюме Арлекина с забавной длинноносой маской на лице.
— Могу я поговорить с вами?—спросил Арлекин.— Всего два слова.
— Кто вы такой?
— Я —друг Р.
Не добавив ничего больше, мужчина быстро пошел вперед, не оглядываясь, уверенный, что Нэнси следует за ним. Она действительно так и сделала.
В дверях одной из многочисленных комнат он на мгновение задержался, ожидая, пока она догонит его. В комнату они вошли вместе. Здесь почти не было народа.
— Могу я увидеть ваше лицо?— сказала Нэнси.
Мужчина приподнял маску, и ей открылось очень загорелое лицо со шрамом почти через всю щеку— несомненно, то самое, что она видела несколькими часами раньше на Пьяцетте, возле Крылатого Льва.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Нэнси негромко сказала:
— Благодарю вас. О чем вы хотели со мной поговорить?
Прежде чем он ответил, внезапно погас свет... Все вокруг погрузилось в непроницаемую тьму.


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:34 | Сообщение # 14
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
«ТЕМНЫЕ» ДЕЛА
Нэнси застыла от страха... Неужели она попала в какую-то жестокую ловушку?
Но голос таинственного незнакомца прозвучал успокаивающе:
— Не бойтесь. Я не собираюсь причинять вам вред. Не я виновник этого затемнения. Скорей всего, просто случайная авария.
У говорившего в темноте был легкий гортанный акцент, происхождение которого Нэнси не могла определить. Нет, не итальянский, не французский и не испанский... Возможно, немецкий или еще какой-то центральноевропейский...
После того как потух свет, на короткое время наступило зловещее молчание. Но вскоре Нэнси уже услышала голоса, доносящиеся из коридора.
— Кто вы?—снова задала вопрос Нэнси.
— Зовите меня Ханс. Полное мое имя значения не имеет.
— Хорошо. Продолжайте, пожалуйста. Вы мне писали, что хотите что-то сказать, так говорите же!
— Ваша подруга Тара Иган,— услышала она тихий голос в темноте,— в большой опасности. Советую не спускать с нее глаз, насколько это возможно. Все может кончиться очень плохо.
— Опасность откуда?— спросила Нэнси.— Из-за кого или из-за чего? Говорите же, не молчите!..
Ответа не последовало.
— Вы назвали себя другом Р. Но какого Р.? Пьетро Ринальди или Рольфа Игана?.. Ответьте, пожалуйста!
Снова молчание.
Нэнси вдруг поняла, что Ханс, или кем он там был, исчез. Она протянула руку — в одну сторону, в другую,— но встретила лишь темную пустоту.
Раздосадованная своей очередной неудачей, она направилась к двери из комнаты. Уже можно было идти не совсем наугад: в коридоре стали появляться проблески света — от зажигалок, от спичек, от горящих сигарет.
Стал слышен голос маркиза, обратившегося к гостям сначала на итальянском, потом на английском.
— Дорогие друзья, сожалею, что вы испытываете неудобство. Но это продлится недолго, я уверен, так что прошу вас, потерпите и сохраняйте спокойствие. Мои служащие принимают все меры для того, чтобы свет снова зажегся, а в крайнем случае мы позвоним и вызовем аварийную службу. Уже сейчас будут принесены свечи, и мы сможем продолжить наше празднество. И тысяча благодарностей вам за ваше терпение и благожелательность...
Едва он закончил свою прочувствованную речь, как вспыхнул свет. Все заморгали от ярких огней, голоса сразу стали громче и веселее. Музыка зазвучала на том же уровне — словом, все вошло в свое русло.
Нэнси поспешила в танцевальный зал и с облегчением увидела, как Тара упоенно отплясывает с молодым человеком в пиратском облачении. Тогда она отправилась на поиски отца и обнаружила того в столовой с двумя тарелками еды в руках.
— Наконец-то!— воскликнул мистер Дру.— Немного неразумно с моей стороны, но я почему-то очень беспокоился о тебе, дорогая. Хотя не отказал себе в удовольствии запастись пищей для нас обоих. Давай присядем где-нибудь поуютней и отдадим должное кухне маркиза. Все тут выглядит так аппетитно!
Они нашли подходящее место, и, пока насыщались, Нэнси поведала отцу о загорелом таинственном мужчине по имени Ханс и о предупреждении, которое она от него получила в отношении Тары.
— Я и раньше что-то чувствовала вокруг нее,— говорила она отцу.— А сейчас начинаю беспокоиться еще больше. Но не идти же с этим в полицию. Там над нами просто посмеются или примут за психов... Прошу тебя, папа, по возможности присматривай и ты за ней.
— Хорошо, конечно,— согласился тот.— Только сама понимаешь, как это трудно, потому что так неопределенно... А кто же тот загадочный незнакомец? Имеешь хоть какое-нибудь представление?
— Думаю, он друг... их общий друг — Рольфа Игана и Пьетро Ринальди. И, скорей всего, из Южной Африки,— вдруг добавила она.
— Отчего ты так решила?
— Просто предположение.
Но она все же объяснила отцу, что заставило ее подумать именно так. На записке, которую ей подложили в сумку, был знак, напоминавший ромб или бубновую масть в картах, что, в свою очередь, напомнило о бубновой карте, найденной в квартире Пьетро Ринальди, а то и другое вместе навело на мысль о настоящих бриллиантах, условно обозначаемых подобным знаком, бриллиантах, которыми, как известно, славится Южная Африка.
— Кроме того,— закончила свои объяснения Нэнси,— этот человек говорил с легким акцентом, происхождение которого я не могла сначала определить, но теперь все больше прихожу к мысли, что он южноафриканский. Ведь многие белые говорят там на языке африкаанс, или бурском, который возник, насколько я знаю, на основе нидерландских диалектов, смешанных с немецким и английским, а у этого человека как раз есть что-то немецкое в произношении...
Опустошив свою тарелку с едой, Нэнси пошла бродить по комнатам и залам дворца в надежде обнаружить тех двух, кого хотела бы найти: человека со шрамом на лице и того, кто называет себя «Оливер Джойс». Но их и в помине не было. То ли они переодели костюмы и остались еще для каких-то целей, пока ей неизвестных, то ли совсем ушли. А что они могли вообще здесь делать? Ну, предположим, загорелый мужчина хотел таким странным способом предупредить Нэнси об опасности, которая угрожает ее новой подруге, но ради чего тут появился Оливер Джойс? Не танцевать же он пришел или поесть дармовой пищи?..
Глаза у Нэнси расширились, она даже хлопнула себя по лбу. «Какая же я дура, в самом деле!»— прошипела она самой себе, и ринулась в одну из комнат дворца, а именно в гостиную, где находился большой стеклянный шкаф.
Так и есть! Хрустальное яйцо Фаберже исчезло!..
Маркиз Фальконе, когда узнал о пропаже, не проявил особого волнения — возможно, потому, что все его драгоценности были хорошо застрахованы. Но тут же отдал распоряжение проверить, не пропало ли еще что-либо,— чтобы, как он сказал, подать вместе с заявлением в полицию полный список потерь, если таковые будут.
Нэнси находилась в кабинете маркиза, когда туда пришел дворецкий Доменик с докладом. Оказалось, что не только ничего больше не пропало, но, к огромному удивлению Нэнси, в руках у Доменика было то самое яйцо!
Да, то самое, и совсем не поврежденное, только без усеянной драгоценными камнями огненной птицы, что была в нем заключена раньше.
Еще больше удивилась Нэнси, когда, увидев это, маркиз разразился веселым смехом.
— Почему вы?..— спросила Нэнси.— Ведь эта птица...
— Эта птица, моя дорогая,— сказал маркиз, продолжая смеяться,— стоит совсем немного. Подлинную птицу, изготовленную самим Фаберже, я отдал под залог несколько лет назад, когда срочно потребовались деньги. И тогда же заказал дешевую ее копию со стекляшками взамен настоящих бриллиантов. Но выглядели они как взаправдашние.
На вопрос Нэнси о том, где было найдено пропавшее яйцо, ей рассказали, что один из слуг обнаружил его в мусорной корзине там же, в кабинете. Это еще более озадачило Нэнси: ведь само яйцо тоже было весьма ценным — так отчего же вор заинтересовался только «начинкой»? И отчего не взял ни один из предметов, кроме птицы?..
Все эти происшествия заняли немало времени, и, Нэнси покинула кабинет маркиза, было уже а полночь. Гости сняли маски, но праздник продолжался.
Нэнси увидела, что Тара по-прежнему не отходит от молодого человека, одетого пиратом, или, вернее, он — от нее и что Дона нигде поблизости нет. «Он пошел спать»,— ответил дворецкий на вопрос Нэнси.
Немного позднее, уже войдя в комнату, Нэнси застала там Тару, оживленную, даже радостную.
— Извини, что устраивала тебе такие дурацкие сцены из-за Джанни,— были чуть ли не первые ее слова, обращенные к Нэнси.— Теперь я уже выздоровела и не хочу вообще никогда его видеть. Просто мне было так одиноко, а он имел какое-то отношение к отцу... Вот я и... Ты не злишься на меня?
— Нисколько.— Нэнси улыбнулась.— Джанни в самом деле очень красив. Даже чересчур, можно сказать. Так что трудно не обратить на него внимание... А как твой пират? Вы неплохо провели вечер?
— Он чудесный парень! А тебе он как? Хотя ведь ты не видела его без маски. Его зовут Кевин, он из Коннектикута. Мы договорились, когда вернемся в Штаты, отправиться вместе путешествовать автостопом. Пойдешь с нами?
Судя по всему, Джанни уже был окончательно выкинут из памяти и из сердца и предан забвению вместе со своими кудрями и ямочками на щеках.
В задумчивости Нэнси готовилась ко сну. У нее было ощущение, что разрозненные звенья в цепи загадок начинают постепенно соединяться, но в то же время еще многое остается непонятным и требует анализа и размышлений. Вот, например, нужно узнать у Тары...
— Скажи, пожалуйста, твой отец... ты говорила... был склонен к приключениям и объездил чуть не весь мир. А бывал он в Африке? Тара задумалась.
— Не помню, чтобы он говорил мне, но, думаю, был. Во всяком случае, в Северной Африке.
— Почему ты так решила?
— У меня есть одна его фотография, на ней он в какой-то такой стране... В Марокко или в Египте. Что-то вроде этого... Да вот, я тебе покажу.
Тара достала снимок в пластиковой обертке, выглядевший как моментальный. На нем были изображены двое мужчин, один из них в форме американского морского пехотинца. Оба улыбались на фоне того, что выглядело как огромный базар под открытым небом где-нибудь на Среднем Востоке.
Тот, кто в штатском, бородатый блондин, был неуловимо похож на Тару. А второй...
Нэнси почувствовала волнение.
— Ты знаешь, кто этот моряк?—спросила она Тару.
— Нет. А кто?
— Пьетро Ринальди...
Вскоре девушек сморил сон. Нэнси уснула, как только голова ее коснулась подушки.
Проснулась она вновь от крика, наполнившего всю комнату. Кричала Тара — так же громко и испуганно, как в предыдущую ночь.
Нэнси села в постели. В полумраке она видела фигуру, которая двигалась от кровати Тары к дверям, через всю комнату. Нэнси хотела быстро зажечь свет, но в спешке уронила настольную лампу. Та с грохотом упала на пол.
От шума был, по крайней мере, один благоприятный результат: он вывел Тару из шока и привел в чувство. Она перестала кричать, даже зажгла свою лампу у кровати. И в тот момент, как зажегся свет, за призраком — если это был он — закрылась дверь в коридор.
Нэнси на этот раз не колебалась ни минуты. Вскочив с постели, она бросилась вдогонку, но споткнулась о шнур от лампы и упала на одно колено, запутавшись в своей ночной рубашке. Однако быстро поднялась, схватила халат и, на ходу напяливая его, выбежала из комнаты.
В галерее свет не горел, коридор был погружен в полную темноту. Нэнси продолжала бежать в направлении, куда, как ей казалось, должен был стремиться призрак — к выходу из дома. Со всех сторон уже слышались приглушенные звуки — гости, что находились в доме, просыпались.
Нэнси добежала уже до площадки лестницы, ведущей к главному входу. Она слышала — или ей казалось?— быстрые шаги внизу... Через мгновение там хлопнула дверь... Куда? Та, что на улицу? Или какая-то другая?
Нэнси поспешила назад в комнату. Тара, бледная и дрожащая, смотрела на нее расширенными глазами, как бы спрашивая что-то. Не говоря ни слова, Нэнси ринулась к окну, распахнула портьеру, вглядываясь в освещенный лунным светом канал. Какая-то темная фигура отвязывала гондолу от причального столба... Еще миг — и кто-то поплыл в ней...
Нэнси отняла руки от занавесок, повернулась к подруге.
— Расскажи, что произошло! Тара с трудом выдохнула:
— Эт... этот призрак прошептал мое имя... мое... И... и погляди!
На ковре были видны мокрые следы ног.


 
АлександровнаДата: Вторник, 10.01.2012, 14:35 | Сообщение # 15
Завсегдатай форума
Награды: 10
Репутация: 11
ПЛАН ИГРЫ
В глазах у Тары был по-прежнему страх, даже отчаяние. Нэнси обняла ее за плечи и сказала тоном, каким утешают ребенка:
— Не надо! Кто бы ни приходил к нам в комнату, его уже нет. И не бойся, тебе нечего бояться. Поверь мне, Тара!
В скором времени — Нэнси была сейчас почти уверена в этом — она сможет опираясь на целый ряд улик и доказательств, полностью разгадать тайну похищения Пьетро Ринальди и гибели отца Тары, но пока все, что она сможет себе позволить, это просто утешить девушку несколькими добрыми словами, не вдаваясь в подробности. Потому что, если станет вдаваться в них, это может вызвать только одну реакцию со стороны Тары: еще больший страх и отчаяние.
— Ты... ты права...— пробормотала Тара, стуча зубами.— Призрак это или не призрак, его уже нет, и он нам ничего плохого не сделал... И моего отца все равно уже не вернуть...
Она тихо заплакала, но, поддаваясь уговорам Нэнси, легла, откинулась на подушки и постепенно успокоилась.
Роль утешителя не мешала, однако, Нэнси продолжать думать обо всем, что происходило в последние часы. Ее мозг работал, как компьютер, перебирая всевозможные варианты, различные причины и следствия и пытаясь извлечь из всего этого какую-то наиболее правильную версию, наиболее логическое решение задачи.
Кое о чем Нэнси все же решила спросить у Тары.
— Помнишь,— сказала она,— вчера днем мы столкнулись с Доном, который возвращался с острова Мурано?
Тара утомленно кивнула.
— Да, а что?
— Когда вернулась сюда, во дворец, ты останавливалась с кем-нибудь поболтать?
— Нет... С кем?.. Я сразу прошла в комнату. А почему?..
— Я хочу спросить, говорила ты кому-нибудь, что мы встретили Дона и я осталась с ним?
— Нэнси, я не понимаю! О чем ты?.. Ни с кем я не говорила! Зачем?
Нэнси улыбнулась и похлопала Тару по руке.
— Все правильно, подружка. Я просто пытаюсь соединить некоторые части головоломки вместе, чтобы получилось что-то целое...
— И получается?
— Кажется, да.
Тара устало прикрыла глаза, а Нэнси вернулась к своей постели и снова улеглась, продолжая размышлять, боясь потерять нить, за кончик которой она, как ей стало казаться, ухватилась.
...Ведь если Тара ничего и никому не говорила об их встрече с Доном, откуда могла эта симпатичная голландка, Катрина ван Хольст, знать о том, что я провела часть вечера с Доном? Откуда... если только за мной... за нами не следили?!
Мысль об этом была не очень приятной, но важной, стоящей того, чтобы разобраться поглубже. Однако этого Нэнси сделать не удалось, ибо ее сморил сон.
На следующее утро она проснулась, полная энергии и желания поскорее разгадать тайну, завеса над которой уже стала приоткрываться. И не ждать — да, не ждать,— когда нужные сведения попадут сами в руки, а делать все, чтобы добыть их, выявить, обнаружить!
План для достижения этого начал уже созревать в ее голове...
После общего завтрака в столовой Нэнси уединилась с отцом в его комнате за чашкой кофе.
— Есть какой-нибудь ответ из Интерпола, папа?— был первый вопрос, который задала Нэнси.
— Да, только сегодня утром. Ты была права, Нэнси, в своих подозрениях. Оливер Джойс, это одно из его имен, имеется в их списках. Это темная личность, связанная с кражей драгоценных камней и мошенничеством при перепродаже предметов искусства. Но за руку пока не был пойман. Здешняя полиция уже допросила его, в числе некоторых прочих, в связи с исчезновением огненной птицы из яйца Фаберже, но пропажа у него не обнаружена и допрос ничего не дал. Вот, пожалуй, все, моя дорогая.
— А что слышно нового по поводу похищения и выкупа?
— Компания «Кристалия Гласе» готова заплатить половину, если маркиз возьмет на себя остальное. Он дал согласие, а его банкиры выразили готовность обеспечить его деньгами в кредит... Ну, что еще?.. Сегодня во второй половине дня сюда пожалует сам комманданте Манини, шеф венецианской полиции, для окончательных переговоров с маркизом.
— Это здорово! Как думаешь, мне разрешат присутствовать при встрече?
— Почему же нет? Ты ведь официально приглашена для помощи по этому делу, и твой нежный возраст, полагаю, не помеха.
— Тогда послушай, па...
Нэнси вкратце изложила отцу, какие мысли пришли к ней в течение прошедшей ночи и этого утра, и тот горячо одобрил ее предполагаемые действия. Затем она поговорила, по очереди, с маркизом Фальконе, с его приятельницей и гостьей, синьорой Гатти, и с Тарой Иган. Всем им она рассказала о различных деталях своего плана, отработка которого все время шла, не прекращаясь, в ее голове, обрастая новыми и новыми подробностями, и все они согласились принять участие в его осуществлении.
Согласно этому плану Тару необходимо было удалить из дворца, и потому ей и сеньоре Гатти вскоре предстояло отправиться в роскошной моторной лодке, принадлежащей семейству Гатти, к дому Анджелы Спинелли, чтобы пригласить ту на совместную прогулку, конечным пунктом которой должна была стать южная оконечность Большого канала и огромная купольная церковь Санта-Мария делла Салуте. Им будет предложено побыть в роли зевак-туристов, но все время их группу, и главным образом, Тару, будут незаметно охранять сотрудники полиции в штатской одежде...
По этому же плану во дворце среди служащих распространили слухи, что вот-вот будет окончательно раскрыто, и самым неожиданным образом, все дело с похищением Пьетро Ринальди. Поэтому к моменту прибытия во дворец шефа полиции все присутствующие там находились в крайней степени возбуждения.
В самом начале своего визита комманданте Манини был не слишком общителен, иначе говоря, не очень-то хотел выслушивать то, что пыталась ему сказать Нэнси Дру, юная сыщица из Ривер-Хайтса. Рослый кряжистый карабинер, с тяжелым взглядом чуть прищуренных глаз, чью основную обязанность составляла охота за террористами всех мастей, отнесся без должного внимания к плану, который излагала ему золотоволосая девушка приятной внешности. Хотя кое-что о ее репутации сыщика он, видимо, знал, а детали ему коротко сообщили отец этой юной леди и маркиз, хозяин дворца.
Но чем больше она говорила, тем внимательней и мягче становился настороженный взор полицейского, и в конце концов он не удержался от одобрительного возгласа, после чего сказал:
— Вы хитрая лисичка, синьорина Дру, как я погляжу! Готов поверить, что похитители скоро пожалеют о той минуте, когда решили состязаться с вами и бросить вам вызов... Я согласен дать необходимые распоряжения...
Когда недолгое совещание в кабинете маркиза окончилось, его участники — что было отмечено всеми окружающими — вышли оттуда с удовлетворенным видом и в весьма хорошем настроении, и каждый занялся своим делом.
Нэнси отправилась к себе в комнату, где присела к столу и написала записку, адресованную Таре. Записку она воткнула в раму зеркала на туалетном столике — так, чтобы та была хорошо видна любому, кто войдет в комнату: будь то призрак, будь то обыкновенный человек.
Вот что стояло в записке:
Дорогая Тара!
Прочти внимательно и будь готова к волнующим событиям, которые произойдут очень скоро!
Полиции удалось кое-что сделать, и они собираются накрыть всех похитителей в течение ближайших 24 часов!
Я, в свою очередь, сумела обнаружить, что вымогатели охотятся за одной вещью, стоящей целого состояния, и что Пьетро Ринальди знает обо всем этом.
Как только его освободят, он выведет всех на чистую воду! Он также знает, что же в действительности произошло с твоим отцом!!!
Пока До скорой встречи.
Нэнси.
Однако Нэнси не ограничилась этой запиской, а написала еще одну — большими печатными буквами, с помощью фломастера.
Содержание второго послания было следующим:
СЕГОДНЯ ДЕНЬ, КОГДА МЫ ДОГОВОРИЛИСЬ ВСТРЕТИТЬСЯ, ПЕРЕД ТЕМ КАК Я СМОЮСЬ ИЗ ВЕНЕЦИИ И ЗАЛЯГУ НА ДНО, ПОМНИШЬ ОБ ЭТОМ? УВИДИМСЯ В ПОЛНОЧЬ, ГДЕ УСЛОВИЛИСЬ, И ТЫ МНЕ ПЕРЕДАШЬ ЭТО. НЕ ПЫТАЙСЯ МЕНЯ НАДУТЬ, ИНАЧЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО С ТОБОЙ ПРИКЛЮЧИТСЯ!
ХАНС.
Окончив писать, Нэнси положила записку в конверт, на котором вывела теми же буквами: ПЬЕТРО РИНАЛЬДИ ФАБРИКА ФАЛЬКОНЕ МУРАНО
Затем она переоделась — надела вместо платья джинсовый костюм, немного подкрасилась, поправила прическу и, поцеловав отца, вышла из дома. Наняв проезжавшее мимо водное такси, она поехала к пансиону синьоры Дандоло, где, как только вошла в дверь, ее радостно приветствовал сын хозяйки, Дзорци. Он-то ей и был нужен.
— Привет, парень,— сказала ему Нэнси.— На ловца и зверь бежит! Другими словами, у меня как раз к тебе деловая просьба.— При этом она вынула из кармана пятидолларовую бумажку, на которую мальчик взглянул не без уважения.— Ты сможешь заработать ее,— продолжала Нэнси,— если выполнишь одно мое поручение. У тебя найдется свободное время? Мама не будет против?
— Si, я, синьора!.. Да, да, не будет!— воскликнул Дзорци, не сводя глаз с купюры.
— Прекрасно. Тогда слушай. Я хочу, чтобы ты отвез письмо, которое я тебе дам, на одну из фабрик стекла на острове Мурано. Конечно, я оплачу тебе расходы на поездку. Только слушай внимательно и сделай все так, как я скажу. Это очень важно!..
Дзорци выслушал Нэнси, беспрерывно кивая головой, и потом радостно, как он делал всегда, закричал:
— Порядок! Все будет так, как вы сказали! Клянусь!..
Выйдя из пансиона синьоры Дандоло, Нэнси отправилась в маленькую старинную гостиницу, где недавно они обедали с Доном Мэдисоном. Там она села за столик под деревом перед входом, и заказала чай. Минут через двадцать появился Дон. Он остановился возле столика, за которым сидела Нэнси, и некоторое время молча смотрел на нее. Потом спросил:
— Ты хотела меня видеть?
Нэнси тоже помолчала, прежде чем произнести:
— Можем мы быть друзьями, Дон? С волнением, удивившим ее саму, она ждала ответа. Наконец он сказал:
— Боюсь, это зависит от того, сможешь ты или нет простить мне мое идиотское поведение вчера вечером.
После чего Нэнси почувствовала облегчение, и оба они заулыбались. Через минуту вчерашняя неприятная сцена была забыта, словно ее никогда не было, и они беседовали как старые друзья. Даже обменялись крепким рукопожатием над столом.
— Итак, ты теперь, надеюсь, объяснишь мне,— сказал Дон,— что происходит и из-за чего весь сыр-бор? Маркиз позвонил мне на фабрику и передал, что ты будешь меня ожидать здесь, и чтобы никто не знал, куда я отправляюсь, и вообще чтобы я держал язык за зубами. Могу я задать тебе несколько вопросов, Нэнси?
— Можешь.
Он задал их, и она ответила. Потом он заказал поесть, и они продолжили разговор.
— Хорошо,— сказал Дон, после того как Нэнси закончила свои ответы.— А теперь, если можешь, повтори это еще раз вкратце, чтобы оно получше улеглось в моей бедной голове.
Нэнси начала, и видно было: она говорит это и для него, и для себя самой.
— Конечно, все это еще мои предположения, моя теория, но вот представь себе... Пункт первый. Рольф Иган и Пьетро — давние приятели. Какое-то время назад, где-то, скажем, в Северной Африке, они встретили человека по имени Ханс и затеяли вместе с ним некое дельце, довольно секретное... Ты следишь за моими рассуждениями?
Дон кивнул.
— Продолжай. Пока еще я кое-что улавливаю.
— Хорошо. Пункт второй. В результате своих усилий они стали, предположим, обладателями чего-то весьма важного или ценного, что мы условно назовем «трофей». Но, к несчастью, они одновременно влипли в какую-то темную историю, связанную с опасной бандой вымогателей, а может, и убийц, которые захотели этот «трофей» присвоить себе. И во имя этого готовы на все, вплоть до убийства. Согласен, Дон?
Тот пожал плечами.
— Вполне может быть. Не то еще в жизни бывает.
Нэнси внимательно посмотрела на него.
— Теперь ключевой вопрос,— сказала она.— Где этот «трофей»?.. Мое предположение, что тот, кого зовут Ханс, привез его сюда, в Венецию, и члены банды его выследили. Тогда Ханс передал «трофей» Рольфу Игану, а сам постарался уйти в тень и затаиться. Может быть, он понадеялся, что сумеет их как-то сбить со следа. Но из этого ничего не вышло. Гангстеры не покинули Венецию и принялись теперь за Рольфа Игана...
Нэнси перевела дух, а Дон снова кивнул и сказал:
— Другими словами, они стрельнули в него, и бедняга упал в воду и утонул.
— Видимо, так. Но при этом они не получили ответа на свой главный вопрос: где же «трофей»? Тогда они занялись третьим обладателем «трофея»— синьором Пьетро Ринальди. Они...
— Подожди минутку,— перебил, нахмурясь, Дон.— Ведь известно, что за Ринальди требуют большой выкуп. Зачем же тогда...
— Дело в том,— сразу ответила Нэнси,— что хотят, чтобы мы все так думали. Думали, их интересует выкуп... Если мои предположения верны, то истинная причина похищения Ринальди — добиться от него точных сведений о местонахождении «трофея». Выкуп их волнует куда меньше... А возможно, это просто запасной вариант: если ничего не выйдет с «трофеем», они, по крайней мере, станут обладателями кругленькой суммы в долларах, чтобы уж совсем не оказаться в проигрыше.
— Да, понимаю,— задумчиво сказал Дон.— Ты все разложила по полочкам. И все говорит за то, что они смогут выиграть.
— И выиграют,— согласилась Нэнси,— если мы им не помешаем. Маркиз уже почти подготовил сумму, которую те требуют.
— А две твои записки, о которых ты мне говорила,— недоверчиво произнес Дон,— помогут тому, чтобы воспрепятствовать их планам? Что-то я не пойму... Неужели так просто?..
— Это только попытка... Я рискнула вмешаться в создавшуюся ситуацию и попробовала осуществить две вещи. Во-первых, дать понять бандитам, что следует действовать быстрее, потому что полиция уже наступает им на пятки. Во-вторых, убедить их, что, если они выпустят Пьетро, он приведет их прямо к «трофею». Не знаю, конечно, что и как получится...
— Будем надеяться, мисс Шерлок Холмс,— сказал Дон с улыбкой, но без особого энтузиазма.— Итак, что должны делать мы с тобой?
— Мы с тобой отправимся к вечеру на фабрику Фальконе и посмотрим, что там произойдет...


 
Форум » Все о Нэнси Дрю » Книги о Нэнси Дрю » Призрак в Венеции
  • Страница 1 из 2
  • 1
  • 2
  • »
Поиск: